ПОЛКОВОДЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ ЖУКОВА И СОВРЕМЕННОСТЬ

1. СУДЬБА И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЦА

В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

В послевоенные годы полководческое наследие Жукова складывалось в основном из обобщения и освоения богатейшего опыта Великой Отечественной войны с учетом перспектив дальнейшего развития военного искусства.

За время войны действующей армией во взаимодействии с флотами было проведено 51 стратегических, более 250 фронтовых и около 1000 армейских операций, несчетное количество сражений и боев на земле, в воздухе и на море.

Все эти операции, сражения и бои проведены под руководством Ставки ВГК во главе с И.В. Сталиным, наших военачальников и командиров.

Жуков со всей нашей доблестной армией приобрел огромный боевой опыт, осуществляя не только стратегическое руководство в роли представителя Ставки, но и командующего войсками фронта. Всего за время войны он прокомандовал различными фронтами около двух лет (22 месяца), для такой войны — это большой срок.

В завершающем периоде войны каждая из проведенных Жуковым операций отличалась своей оригинальностью, новизной применяемых способов действий и поэтому, как правило, оказывалась неожиданной для противника. Его решения и способы действий в каждой операции были неповторимы, не всегда схожи с предыдущими. Постоянными были в них только выдающиеся победы и все новые и новые достижения военного искусства. Были и принципиально важные, общие для них аспекты, которые выражали сущность советского военного искусства в пору его наибольшего расцвета, сохраняющие свое значение и для современных условий.

Маршал Советского Союза Г.К. Жуков на военно-теоретической конференции в 1945 г. следующим образом охарактеризовал основные положения военного искусства, которых он придерживался.

Первое — отличное знание противника, правильная оценка его замыслов, сил и средств; умение учесть, на что он способен и на что не способен, на чем можно его поймать. Это достигается непрерывной и глубокой разведкой.

Второе — знание своих войск, их тщательная подготовка к бою. Необходима всесторонняя подготовка командования и штабов, заблаговременная отработка всех вариантов предстоящих действий войск.

Третье — оперативная и тактическая внезапность. Это достигается тем, что враг вводится в заблуждение о наших истинных намерениях. Надо действовать настолько быстро, чтобы неприятель везде и всюду опаздывал и тем самым попадал в тяжелое положение.

Четвертое — точный расчет сил и средств в зависимости от поставленной задачи. Войскам нельзя ставить непосильные задачи. Ничего, кроме потерь и подрыва боевого духа, это не даст. Лучше реже проводить наступательные операции, а копить силы и средства для решительных ударов.

Пятое — материальное обеспечение операций. Ни при каких обстоятельствах неподготовленную в материальном отношении операцию проводить не следует. Общая обстановка может толкать Главное Командование на быстрейшее осуществление операции. Но начинать ее можно только после тщательной подготовки и всестороннего обеспечения.

Важным условием развития наступательной операции Г.К. Жуков считал умелое применение артиллерии, смелый маневр с целью окружения и уничтожения противника. Фронтальный удар он рассматривал только как важный этап к достижению цели. Прорыв не ради прорыва, а для получения свободы маневра, что дает возможность поразить врага с самого невыгодного для него направления. Полководец считал, что в любой войне большое значение будет иметь создание и умелое использование резервов. При обороне Ленинграда или Москвы он ухитрялся создавать минимально необходимые резервы даже в условиях острого недостатка сил и средств в первой линии войск. Если Кутузов считал, что полководец, сохранивший резерв, не побежден, то Наполеон говорил, что полководец, который слишком держится за резервы, непременно будет разбит. Жуков завещал сочетать то и другое, постоянно заботясь о восстановлении резервов.

Жуков еще в ходе войны, и особенно настоятельно после войны, постоянно думал о том, как опыт и мудрость, добытые такой дорогой ценой, использовать рационально для решения задач военного строительства. Но ему не дали возможности в полной мере осуществить его замыслы. Согласно принятой тогда сталинской системе за ним, как и за другими военачальниками, постоянно следили. “Грехов” для того, чтобы расправиться с ним, было собрано уже вполне достаточно. Но Сталин видел, что пока идет война, без Жукова не обойтись. Поэтому до поры до времени терпел его славу, авторитет и крайне раздражавшие его самостоятельность и принципиальность Жукова. Но, как это не раз бывало в истории, как только кончилась война, военачальники такого масштаба, как Жуков, были уже не нужны. По замыслу Сталина и Берия для него была уготована самая страшная участь. Только огромный авторитет в народе, армии и за рубежом спасли его. Диктатору хотелось быть “лучом света в темном царстве” и всю славу, все заслуги за победу присвоить себе. Как всегда, в мирное время нужны были более удобные люди. Так вышли на первый план Н.А. Булганин и В.Д. Соколовский, отстраненные от должности в 1944 г. за полную неспособность готовить и проводить наступательные операции и это в условиях, когда вся Советская Армия уже мастерски воевала. Однако Жуков не сломался и продолжал самоотверженно трудиться на всех постах, которые ему поручались.

В послевоенные годы Жуков, будучи главнокомандующим группой советских оккупационных войск в Германии, главнокомандующим сухопутными войсками, командующим войсками Одесского и Уральского военных округов, первым заместителем министра и министром обороны СССР, большое внимание уделял осмысливанию, обобщению и внедрению в практику боевой и оперативной подготовки органов управления и войск (сил) опыта Великой Отечественной войны. Обращаясь к этой богатейшей сокровищнице боевого опыта и полководческой деятельности Г.К. Жукова, мы и сегодня находим все более ценные крупицы нового, которые рождают глубокие мысли и приводят к выводам большого теоретического и практического значения.

Жуков, придавая большое значение прошлому опыту, вместе с тем правильно уловил основные направления научно-технического прогресса и развития вооружений. С появлением ядерного оружия особенно важно было определить, что является основным средством его доставки: стратегическая авиация или ракеты. Американцы долгое время основную ставку делали на стратегическую авиацию. Наше руководство ориентировалось в основном на ракеты, в том числе на создание ракетных войск стратегического назначения, и это дало возможность нашей стране сделать огромный рывок вперед и получить существенные преимущества по достижению стратегического паритета.

Мысли маршала Жукова все больше обращались к будущему. Он отчетливо представлял себе то огромное влияние, которое окажет на дальнейшее развитие военного искусства появление ядерного оружия и других новых средств вооруженной борьбы. Вместе с тем, как всегда, он подходил ко всем этим новациям весьма взвешенно и мудро, не поддаваясь крайним точкам зрения. С одной стороны раздавались голоса, что стратегические задачи на войне будут решаться с помощью ядерного оружия, которое позволяет ставить неограниченные политические и стратегические цели.

С другой стороны, было ясно, что новое оружие ставит определенные пределы для политических и стратегических устремлений. Но последнее не всегда учитывалось в полной мере, и представлялось, что мировая война неизбежно будет ядерной. Возникла теория ядерной войны, которая основательно исследовала боевые свойства ракетно-ядерного оружия, способы возможного его применения, меры защиты войск и населения от оружия массового поражения.

Некоторые теоретики явно преувеличивали возможные последствия даже ограниченного применения ядерного оружия. Так, некоторые ученые писали, что в результате применения по плану “Дропшот” 180 атомных бомб по СССР, произойдет сильное заражение радиоактивными осадками в виде радионуклидов не только терри����ории СССР, но и США, в итого обе страны могут погибнуть. Однако реально за послевоенные годы произведено более 2 тыс. ядерных взрывов и только в атмосфере 512 взрывов и последствия их известны. Другие, наоборот, недооценивали последствия применения ядерного оружия.

В теории ядерной войны предполагались совершенно нереальные меры, например, возможность после обмена массированными ядерными ударами восстановления боеспособности войск, сил флотов в короткие сроки и продолжения боевых действий, наступления с темпами до 100 км в сутки. В ходе боевой подготовки эта сложнейшая проблема нередко самым несерьезным образом упрощалась.

Следует сказать, что в период, когда противостоящие стороны имели сравнительно ограниченное количество ядерного оружия и разрабатывались первые планы ядерной войны (“Дропшот”, первоначальные варианты “СИОП” и советские планы применения стратегических ядерных сил), можно было допустить, что и в условиях применения ядерного оружия возможны организованные военные действия, хотя и с большими потерями и тяжелыми последствиями.

Это подтверждали и опытные учения с применением атомного оружия в США и СССР.

Так, в 1955 г. в армии США в штате Невада было проведено учение “Дезерт рок VI”, где был произведен наземный взрыв ядерного устройства мощностью 30 килотонн. Учитывая высокий уровень радиоактивного заражения, участвовавшие на учении войска (смешанная бронетанковая группа) располагались в 3 км от эпицентра взрыва и затем, обозначая наступление, приблизились к нему на 900 м.

В Советском Союзе в сентябре 1954 г. было проведено учение в районе Тоцкое, где была брошена атомная бомба с самолета и произведен воздушный взрыв мощностью 20 килотонн на высоте 350 м. Войска до начала взрыва располагались в укрытиях не ближе 5—7 км. Руководящий состав Министерства обороны СССР, министры обороны ряда союзных стран, командующие войсками округов располагались для наблюдения открыто (имея лишь защитные очки) в 11 км от эпицентра взрыва. Передовые части наступающих войск выдвинулись к району взрыва через 2,5 часа.

Атакующие подразделения в средствах защиты прошли в 500—600 м от эпицентра, получив дозу облучения 0,02—0,03 рентгена, а в танках в 4—5 раз меньше. Но впоследствии выявились более тяжелые последствия радиационного облучения и радиоактивного заражения местности, отчего пострадало местное население.

Вообще долгосрочные факторы влияния радиоактивного заражения на организм человека долгое время недооценивались. Вместе с тем из-за неоправданной закрытости информации по поводу этого учения ходит много недостоверных слухов. Так, В.В.Карпов пишет: “Тридцатилетние, недавно могучие мужчины превращались в дряхлые развалины. Наверное, уже все участники этих учений вымерли... Это, наверное, самый черный день в жизни и службе маршала Жукова, как руководителя учения...”.

Владимир Васильевич, видимо, почерпнул такие сведения из газет “перестроечного” периода. А тогда что только ни придумывали. Во-первых, учение проводилось по Постановлению правительства СССР. Его проведение было возложено на Министерство обороны. Н.А. Булганин поручил проведение учения Г.К. Жукову, его заместителем по учению был генерал армии И.Е. Петров.

Во-вторых, работая в штабе Белорусского военного округа, я тоже был участником этого учения (на наступающей стороне действовали войска БВО, 128 стрелковый корпус из Бреста). Так вот, я, слава Богу, пока жив и знаю десятки офицеров, которые были на этом учении, были в районе взрыва дольше, чем И.Е.Петров, и поныне здравствуют.

А что касается “немногих оставшихся в живых”, то, как писал генерал-полковник Б.П. Иванов (тоже участник этого учения), людей нашего возраста — фронтовиков и среди тех, кто не участвовал на Тоцком учении, осталось, к сожалению, не более трех-четырех из ста.

Да, это учение имело более тяжелые последствия, чем вначале предполагалось. К сожалению, были и тяжело пострадавшие и умершие, и эту горькую правду надо обязательно говорить, в том числе и о Жукове, но не придумывать того, чего не было. Но в данном случае и правительство и Министерство обороны, полагались на ученых-физиков, которые должны были лучше предвидеть последствия испытания атомного оружия. Кстати, мягко скажем, не очень корректны суждения автора в этой же книге о чернобыльской трагедии, где он пишет “только выброс, а не взрыв причинил столько бед”. Но если бы это был взрыв (не дай Бог, конечно), а не выброс, то последствия радиоактивного заражения в районе Чернобыля были бы значительно меньшими.

По опыту этих учений и ряду других испытаний без привлечения личного состава в армиях НАТО, а затем Варшавского Договора были разработаны специальные наставления по ведению боевых действий с применением ядерного оружия. Затем эти вопросы нашли отражение и в боевых уставах многих стран.

После вмешательства Китая в корейскую войну, американское руководство было готово начать ядерную войну, и только вмешательство премьер-министра Великобритании К.Этли смогло удержать президента Г. Трумэна от применения ядерной бомбы в Корее. И позже не раз возникала угроза применения ядерного оружия.

Например, Г. Кан доказывая приемлемость термоядерной войны как средства политики, утверждал, что “война ужасна, но ужасен и мир, что человечество переживет третью мировую войну с применением ракетно-ядерного оружия, что колоссальные разрушения и жертвы не исключат нормальную жизнь для выживших и их потомков”. Еще более определенно в этом духе высказывался Б. Голдуотер, призывая не бояться ядерной войны. “Мы, — писал он, — сильны, мы победим, не нужно страшиться жертв и развалин, главное — победить коммунизм”. Однако после появления ядерного оружия у Советского Союза, увеличения количества этого оружия, настроения на Западе стали меняться. Официальные заявления советских политических и военных деятелей сводились к тому, что СССР располагает вооруженной силой такой колоссальной мощности, которая сокрушит любого агрессора.

Следует сказать, что в Советской Армии появление первых наставлений по ведению боевых действий в условиях применения ядерного оружия, наспех переписанных из американских наставлений, были встречены некоторыми военачальниками и многими офицерами со скрытым, а кое-где и открытым противодействием. Командующий войсками Белорусского военного округа маршал С.К.Тимошенко вообще приказал эти наставления никому не показывать. И только после настоятельных требований министра обороны, эти наставления были отправлены в войска округа. Маршал Тимошенко не верил, что ядерное оружие можно применить, выражал уверенность в том, что его постигнет та же участь, что и химическое оружие во второй мировой войне. Больше всего офицеров, имевших боевой опыт, беспокоило то обстоятельство, что расчеты на возможность решения всех основных боевых задач с помощью ядерного оружия, приведут к деградации военного искусства. Этих офицеров тогда нещадно критиковали как консерваторов. Но у опытных людей даже при недостаточно широкой образованности бывает какое-то особое чутье, которое в жизни нередко подтверждается.

Во время крупного войскового учения в Белорусском военном округе в 1955 г. С.К. Тимошенко поделился своими соображениями по этому вопросу с Г.К. Жуковым. Министр обороны на разборе учения подчеркнул необходимость освоения способов ведения боевых действий с применением оружия массового поражения. Вместе с тем он потребовал не полагаться только на него, а тщательно отрабатывать применение обычного оружия.

Некоторые военные теоретики до сих пор сокрушаются по поводу того, что военное искусство недостаточно учитывает влияние применения ядерного оружия на способы вооруженной борьбы. Но нет никакого смысла приспосабливать военное искусство только к оружию, которое невозможно применить.

Однако, несмотря на продолжавшееся бряцание ядерным оружием, по мере накопления тысяч ядерных боеприпасов и средств их доставки становилось все более очевидным (хотя и не всеми сразу осознавалось), что война с массовым применением ядерного оружия невозможна и победителей в ней не будет.

Как бы там ни было, но и после того, как высшие политические и военные руководители приходили к выводу о невозможности достижения победы в ядерной войне, это оружие, занесенное над человечеством как дамоклов меч, продолжало оказывать огромное влияние на политику и военную стратегию, придавая им определенную уверенность и одновременно сдерживая страх.

Например, если бы не у��р��за применения ядерного оружия, то Карибский кризис в 1962 г., может быть, не удалось бы решить путем переговоров. Опасный характер современной войны сдерживает в определенной степени применение не только ядерного, но и обычного оружия. Например, согласно докладу Бруклинского института “Использование вооруженных сил США в качестве инструмента внешней политики в 1946—1975 гг.” США (кроме войн в Корее и Вьетнаме использовали свои вооруженные силы для защиты своих национальных интересов в 215 случаях. И только в 18 инцидентах (причем вне пределов противостояния Восток — Запад!) открывали огонь. В остальных случаях использование военной силы выражалось лишь в военном присутствии или демонстрации силы.

Это, разумеется, не означало отказа от самих политических и стратегических целей, но изыскивались новые пути их достижения.

Во-первых, некоторые ведущие государства разрабатывали методы политического и экономического давления на другие государства, мешающие осуществлению их государственных интересов, подрыва их изнутри, позволяющего добиться политических целей и без применения военной силы.

Во-вторых, методом ведения локальных войн. И действительно, в период “холодной войны” НАТО и Варшавский блок, возглавлявшие их две сверхдержавы стремились теснить друг друга и расширять сферы влияния методом ведения локальных войн (войны в Корее, Вьетнаме, на Ближнем Востоке, Афганистане и др.).

Еще с начала 60-х гг., когда у СССР появилась возможность нанесения ракетных ударов по территории не только Западной Европы, но и США, многие политические деятели и военные теоретики стали поднимать вопрос о необходимости отказа от концепции тотальной войны и переходу к ограниченным локальным войнам.

В конечном счете США и страны НАТО приняли “стратегию гибкого реагирования”, которая ориентировалась не только на мировую ядерную войну, но и предусматривала широкий диапазон войн и военных конфликтов без применения ядерного оружия. В связи с этим был взят курс на значительное увеличение сил общего назначения, и в период с 1961 по 1968 гг. общая численность вооруженных сил США увеличилась с 2,5 до 3,5 млн чел., количество дивизий сухопутных войск и морской пехоты — с 14 до 24. Да и в других ядерных державах обычные вооружения составляли около 80% всех военных расходов, в них были задействованы не менее 90% численности личного состава вооруженных сил. Постепенно ядерное оружие стало средством стратегического сдерживания, а не оружием поля боя. Так что взвешенность и осторожность Жукова и в этом вопросе оправдались. В 1972 г. он окончательно сформулировал свой вывод: будущая ядерная война просто невозможна.

В.В. Карпов в своей книге о Жукове пишет, что “ход событий показывает, как это ни прискорбно, наши стратеги, и Жуков в их числе, не уловили, не поняли новые замыслы противника”, направленные на подрыв СССР изнутри, в том числе путем навязывания гонки вооружения. Этот вопрос значительно сложнее, чем представляется упомянутому автору и требует отдельного рассмотрения. Здесь есть смысл кратко сказать об этом лишь в той степени, в какой это касается Г.К.Жукова.

Владимир Васильевич приводит слова генерала Монтгомери, который, выступая на одной из конференций в 1956 г., сказал следующее: “мы можем, конечно, создать вооруженные силы и разгромить Восток в войне. Но что хорошего принесет эта победа, если на Западе восторжествует коммунизм? Борьба между Востоком и Западом — это борьба за умы и сердца людей... Этот вопрос больше политический, чем военный.” (Курсив мой — М.Г.). Но все дело в том, что наши тогдашние противники занимались не только подрывными действиями, они наращивали гонку вооружений и всерьез готовились к войне. В докладе начальника штаба армии США генерала М. Тейлора было сказано: “Безопасность страны может быть достигнута путем создания сил устрашения, предусмотренных национальной военной программой, которая предусматривает... поддержание военной мощи, способной устрашить любого противника в воздухе, на земле и на море. Эта мощь должна быть настолько гибкой и многосторонней, чтобы ее можно было успешно применить в любом военном конфликте”. Стратегия “устрашения” означала прежде всего наличие мощных ядерных сил и обычных средств вооружения. Следовательно, руководству СССР противостоять планам США можно было действуя по двум направлениям: первое по линии политической, экономической и идеологической; второе — иметь свои соответствующие силы устрашения. Не могла же наша страна оставаться безоружной в условиях, когда американцы форсированно создавали свое ракетно-ядерное оружие и усиленно совершенствовали обычные виды вооружения. И планы “Дропшот”, “Сиоп” и другие разрабатывались не для военной игры, а для реального осуществления. И это могло бы случиться, если бы Советскому Союзу нечего было противопоставить ядерному шантажу. Хотя теперь уже стало очевидно, что не во всем нам надо было залезать в диктуемое нам русло (гонки вооружений), ошибок из-за недальновидности военного руководства и вследствие того, что ВПК превратился в государство в государстве, было немало. Но главное состоит в том, что на том направлении, за которое отвечали Жуков и его преемники (вместе с политиками) — стратегический паритет и “устрашение” были достигнуты. И маршал Н.В. Огарков имел все основания сказать В. Карпову: “Мы одержали крупнейшую стратегическую победу — спасли свою страну и весь мир от ядерной катастрофы”. На направлении же, за которое отвечали только политики, получилось хуже некуда. И если уж говорить на эту тему серьезно, что должен был и мог сделать Жуков? Предположим, он разгадал и правильно оценил планы Запада по подрыву СССР изнутри. Что делать? Первое. Можно и нужно было сокращать до определенного предела вооруженные силы, военные расходы, что в те годы отчасти делалось. Именно с 1956—1957 гг., когда он был министром обороны, началась новая 5—6-летняя полоса сокращения численности армии и флота. В 1955—1958 гг. их численность была сокращена с 5763 тыс. до 3623 тыс. человек, т.е. на 2140 тыс. человек. Делалось это, разумеется по решению политического руководства, но исполнителем был Жуков. По его же решению в 1955 г. было упразднено корпусное звено управления и некоторые другие излишествующие звенья, позволившие сократить численность управленческого аппарата. Вместе с сокращением численности повышались качественные параметры строительства и подготовки вооруженных сил. В этом отношении делалось и многое другое.

Второе. Для успешного противостояния новым политическим и стратегическим планам США требовалось повышать эффективность экономики. Однако нельзя не учитывать, что в те годы, когда Жуков был еще у власти, советская экономика функционировала совсем неплохо. За короткий срок было восстановлено разрушенное войной народное хозяйство, и оно развивалось довольно динамично. Наша страна вступила в эпоху атома, сверхзвуковых скоростей, ракетостроения и космических полетов. Правда, намечалось уже технологическое отставание. В последующие, так называемые “застойные” годы и других успехов становилось все меньше. Наши лидеры, будучи не способными приобрести новые лавры, все больше довольствовались и украшали себя лаврами победы в минувшей войне. По-прежнему плохо жили наши люди-победители. Георгий Константинович, побывав после войны в своей деревне Стрелковке, пришел в ужас от запущенности и бедности. Он спросил земляков:

— Что же так плохо живете, как нищие.

Ему отвечали:

— Мы и есть нищие. После войны еще не обустроились — не избы, а чуланы. Огороды порезали, коров отняли.

Все, что им мог сказать Жуков:

— Возьмите мой дом, пользуйтесь.

Рассказал он об этом председателю президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилову и попросил его рассказать Хрущеву, до чего дошла деревня. “А он мне, — рассказывает Жуков, — нет, я хочу, чтобы меня похоронили на Красной площади”. Вот такие пошли революционеры... Что еще мог сказать Жуков?

Для радикального преодоления слабости внутренне себя не стимулирующей плановой экономики нужны были коренные экономические преобразования. Мы до сих пор не можем к этому прийти. Во времена Жукова эта сторона дела вообще не была осознана. Даже сравнительно умеренные экономические реформы А.Н. Косыгина были похоронены. А без радикальных экономических преобразований мы рано или поздно все равно оказались бы в тупике, даже если бы не было подрывных действий извне.

Третье. Нужно было менять не только внутреннюю, но и внешнюю политику, покончить с глобальной конфронтацией и в целом с “холодной войной”.

В 1955 г. �� Женеве в беседе Жукова с Эйзенхауэром отчасти речь шла и об этом.

Георгий Константинович говорил: главное сократить вооруженные силы и ликвидировать атомное оружие, положить конец военным блокам.

Эйзенхауэр признавал необходимость этого. Но все сводил к вопросам контроля и инспекции, считал нужным решать этот вопрос постепенно. А тогда и атомное оружие и блоки были еще в зачаточном состоянии и избавляться от них было бы легче, чем в последующие годы. Допустим, что Жуков после беседы с Эйзенхауэром вышел бы с предложением к политическому руководству страны о коренном изменении всей нашей политической и военной стратегии. Нетрудно себе представить как это было бы воспринято... В чем тогда должно было выразиться, как об этом пишет В. Карпов, понимание “нашими стратегами и Жуковым новых замыслов противника”?

Сделаем еще одно фантастическое допущение и представим себе, что предложения Жукова были бы приняты и началось их осуществление. Что бы тогда было? Об этом можно судить по тому, что мы сегодня имеем. Советского Союза и “советской военной угрозы” нет и в помине. Распущен Варшавский договор. В новой России строится, как говорят, правовое демократическое государство с рыночной экономикой. А на Западе в ответ на эти шаги мало что изменилось. Мы не имеем даже нормальных торговых отношений. НАТО и другие структуры остались, Россию вновь провоцируют теперь уже намерениями расширения НАТО и другими подобными акциями. Наша страна так и не избавилась от вечной презумпции виновности: сильна она или до предела ослаблена — все равно кому-то угрожает.

А очень четкий ответ на все эти “загадочные” вопросы был дан в Фултонской речи У. Черчилля в 1946 г. смысл которой, как правильно пишет В. Карпов, сводился к следующему: признайте наше господство добровольно — и тогда все будет в порядке, в противном случае неизбежна война. Для сегодняшнего дня не менее определенный ответ дан в Национальной стратегии США, главная цель которой состоит в том, что в мире не должно быть другого государства, способного соперничать и конкурировать с американцами. Таковы сегодня национальные стратегические интересы США и не считаться с ними нельзя. Но одновременно существуют и национальные интересы России не только как желания и цели тех или политиков (которые могут меняться), но прежде всего как выражение объективных политических, экономических и духовных потребностей страны и народов, от существования которых зависит выживание России как сильной великой державы, определяющих устойчивые долгосрочные ориентации ее развития.

Рассуждения насчет того, что она уже не может быть великой, не состоятельны. Она может быть только такой. Иначе России как таковой просто не будет. Будет что-то иное. Ибо в противном случае невозможно сохранить ее целостность и существующую форму государственности и обеспечить стабильность на всем евро-азиатском материке. Весь мир пострадает и не справится с задачей обеспечения стабильности, если на этом континенте, насыщенном огромным количеством ядерного оружия, объектами атомной энергетики и химического производства, начнутся конфликты и раздоры.

Все, что произошло с нашей страной, ни Жуков и никто другой в полной мере предвидеть не могли. Многое оказалось неожиданным и для Запада.

Не будем сейчас говорить, что надо было делать, каким путем надо было идти. Эта тема требует отдельного разговора. Но такова суровая реальность, которую нельзя подменять упрощенными штампами и обвинениями, в том числе и в адрес Жукова.

Наиболее полно изложил Жуков свое отношение к новым явлениям в военном деле на военно-научной конференции руководящего состава вооруженных сил в мае 1957 г.

Отметив определенные достижения в разработке новых образцов вооружения, совершенствовании организационной структуры войск, в создании новой системы ПВО страны и строительстве ВМФ, он более подробно говорил о назревавших проблемах и задачах, которые предстоит решать. Весьма остро он поставил вопрос о необходимости критического анализа опыта минувшей войны и извлечении из него необходимых уроков.

Для того чтобы вооруженные силы, — говорил он, — всегда были на высоте своих задач, мы, непосредственные руководители армии и флота, наши военно-научные кадры должны смотреть далеко вперед и хорошо учитывать тот динамический процесс в науке и технике, которые так характерны для послевоенного периода. С обеспокоенностью отмечал, что достижения науки и техники стали заметно опережать нашу военно-теоретическую мысль.

Он изложил главные проблемы, над которыми надо в первую очередь работать.

Прежде всего проблемы начального периода войны с учетом горького опыта 1941 г. В своей деятельности вооруженные силы должны быть всегда готовы сорвать готовящийся удар в самом его зародыше, лишив противника всякой возможности организованно развернуть военные действия. Вместе с тем министр обороны отверг предложения И.Х. Баграмяна, П.А. Ротмистрова и других о том, чтобы мы уже сейчас декларировали наступательную направленность военной стратегии, предусматривающую систему внезапных упреждающих ударов с целью разгрома возможного или готовящегося удара противника. Жуков подчеркнул, что так ставить вопрос нельзя и что в военно-политическом плане советская военная доктрина остается оборонительной.

— Способы ведения вооруженной борьбы в новых условиях. Он отверг установки, что в условиях применения атомного оружия войскам придется наступать в предбоевых порядках. Он указал, что всякое наступление требует тщательной организации, сочетания огня и движения. Потребовал производить тщательное инженерное оборудование исходного района для наступления, не сосредоточивать заблаговременно крупные группировки войск, а выводить их на исходные позиции для наступления последовательно и в самый последний момент. Считал опасным шаблонное построение обороны и посоветовал более гибко строить оборону, прятать и маскировать главную полосу обороны, относя ее в ряде случаев в глубину.

— Учитывая, что ставка вероятных противников делается на мощный внезапный удар с воздуха авиацией и ракетами с применением атомного оружия, возрастает роль ВВС и ПВО, решающее значение приобретают вопросы борьбы за господство в воздухе, министр обороны подчеркивал, что эта задача должна решиться прежде всего активными действиями с использованием сил и средств всех видов вооруженных сил. Особо были выделены задачи создания новой системы противовоздушной и противоракетной обороны.

— Основы применения авиации и ракетного оружия по стратегическим объектам противника, способы боевого применения подводных сил во взаимодействии с авиацией на морских и океанских коммуникациях противника.

На конференции вносилось предложение о заблаговременном создании командований на ТВД. Министр обороны признал нецелесообразным создание промежуточных звеньев стратегического руководства. Будем придерживаться, — сказал он, — более простой, более гибкой, более мобильной системы: Ставка — фронт с координацией действий групп фронтов (когда это необходимо) представителями Ставки.

Жуков произвел коренные преобразования в оперативной подготовке командования и штабов, в боевой подготовке войск и сил флота. Прежде всего им был поставлен вопрос о ликвидации сезонности в боевой подготовке, когда в начале учебного года проводилась одиночная подготовка, затем — последовательное обучение подразделений и лишь во второй половине года, а в основном к концу года доходило дело до боевого слаживания частей и соединений. Получалось так, что минимум полгода они оставались недостаточно боеспособными. Жуков потребовал проведения учений с подразделениями, частями и соединениями, а также стрельб и других занятий на протяжении всего года, чтобы войска в любое время были готовы к выполнению боевых задач. Особое внимание он уделил обучению и воинскому воспитанию военных кадров, перестройке учебного процесса в военно-учебных заведениях. Исключительно полезным делом было привлечение на командно-штабные и войсковые учения профессорско-преподавательского состава военных академий.

После поездки в Индию он ввел обязательную физическую подготовку для всех категорий генералов и офицеров, сделав ее служебной обязанностью, что существенно подтянуло в физическом отношении офицерский корпус.

Поскольку в мирное время военное искусство формируется главным образом на учениях и оперативно-тактических занятиях, он дал ряд ценных советов и рекомендаций по методике их подготовки и проведения, по устранению имеющихся в этой области недостатков.

Главный недостаток в обучении и боевом воспитании командиров он видел в том, что не обращается необходимое внимание на подготовку волевого и размышляющего командира, способного самостоятельно разобраться в сложившейся на поле боя обстановке и на свою ответственность принимать нужное решение.

Жуков считал необходимым больше предоставлять инициативы главкомам видов ВС, командующим войсками округов, флотов в планировании подготовки органов управления и войск, в определении тематик учений. Было запрещено осуществлять чрезмерно детальное планирование хода проведения учения и всякое навязывание обучаемым командирам и штабам планов и готовых решений руководства. Требовалось розыгрыш боевых действий производить только по решениям обучаемых. Давать командирам максимальную свободу действий, возможность проявлять инициативу, принимать смелые решения на разнообразные способы действий с учетом конкретных условий обстановки.

По указанию Жукова был значительно повышен удельный вес ночных занятий стрельб и учений в боевой подготовке. В этом он видел одну из дополнительных возможностей по повышению боевых возможностей войск, получению преимуществ над противником. Жуков неустанно проводил мысль о том, что не надо бояться ошибок и недостатков, которые допускаются обучаемыми, не облегчать их действий.

Все недостатки устранимы. Важно, чтобы состоялась настоящая боевая учеба. На вопрос: как же учить, он твердо и определенно сказал: “Ответ может быть только один — кончайте скорее с дилетантским подходом к делу, ликвидируйте всякий шаблон”.

После отстранения Жукова от должности министра обороны одно из обвинений, которые ему предъявляли, состояло в том, что он запретил разработку наставления по ведению операций. Мотивировали обвинение тем, что Жуков, мол считает, что такие военачальники как он в наставлениях и уставах не нуждаются. Но дело обстояло несколько иначе. Проект наставления, который ему предоставили, был разработан неудачно. В нем слишком детально расписывался порядок работы командующих и штабов, которые только что вышли из войны и в таких инструкциях и в самом деле не нуждались. Такое наставление толкало к шаблону, против чего особенно резко восставал всегда Жуков. Поэтому он приказал Генштабу подготовить “Основы подготовки и ведения операций”, где бы излагались наиболее принципиальные вопросы, раскрывающие характер современных операций и важнейшие требования к их подготовке и ведению.

Весьма интересны и актуальны и для сегодняшнего дня размышления и указания Г.К.Жукова по дальнейшему совершенствованию военно-научной работы. О его отношении к этой отрасли деятельности можно судить уже по тому, что было создано главное военно-научное управление Генштаба и его начальником был назначен генерал армии В.В. Курасов. Учреждена должность первого заместителя министра обороны по военной науке, на которую назначен А.М. Василевский. Известно, — говорил Жуков, — что военная наука и военное искусство не могут быть прогрессивными, если опираются на отжившие и неперспективные факторы. Он особо подчеркнул робкое отношение к разработке новых оригинальных самостоятельных трудов. Резко говорил о том, что культ личности Сталина принял уродливые формы и сковал всякое прогрессивное развитие военно-научной мысли.

Георгий Константинович, возможно, был единственным министром обороны, который лично ознакомился с десятком диссертаций, посвященных проблемам военного искусства. Он был удручен их беспомощностью и оторванностью от жизни и реальных проблем. Разбирая их, он отмечал, что труды на соискание ученых степеней содержат одни комментарии к указаниям старших начальников и официальным толкованиям, пересказ чужих мыслей. Он высказал мысль о повышении требовательности и возможности дисквалификации подобных “ученых”. По его убеждению для того, чтобы отвечать своему назначению и высоким ученым званиям, нужно вкладывать в труды свои мысли, выдвигаемые положения и выводы должны быть продуктом своего собственного ума. Для повышения авторитета и плодотворности военной науки он потребовал активного участия в военно-научной работе маршалов, генералов-участников войны и в целом руководящего состава вооруженных сил. По его указанию к Генеральному штабу были прикомандированы крупные военачальники фронтового и армейского звена для обобщения опыта важнейших операций Великой Отечественной войны и разработке трудов по военному искусству послевоенного периода.

В научных исследованиях требовалось ориентироваться на перспективную материальную базу вооруженной борьбы. Он обязывал строго относиться к сохранению военной тайны, военно-технических секретов. Вместе с тем твердо заявил, что никаких серьезных научных исследований не может быть, если исследователь не обладает нужной достоверной информацией. И дал указание, чтобы исследователи допускались не только к новейшим образцам оружия и военной техники, но и знакомились с перспективными научно-исследовательскими и конструкторскими работами. Жуков обратил внимание на необходимость не только выработки новых научных идей, но и на своевременное доведение их до офицерского состава. Было ясно, что если все засекречивать и даже по операциям прошлой войны, то нужные знания до офицеров никогда не дойдут. Мы справедливо высказывали нарекания в адрес зарубежных историков, но из-за закрытости наших материалов они описывали операции наших войск по немецким источникам. К сожалению, доступ к архивным документам даже для своих граждан, ветеранов войны до сих пор не отрегулирован. Именно при Жукове начались разработка и издание серии книг, составляющих “Библиотеку офицера”. Министр обороны поставил задачу проводить военно-научные конференции вооруженных сил ежегодно, а в округах и флотах — 2 раза в год.

Большим недостатком считал Жуков чванливое отрицание так называемой буржуазной военной науки, потребовав внимательного изучения всех достижений военно-теоретической и военно-технической мысли за рубежом. После войны в короткие сроки издавались на русском языке книги, публикуемые в США, Англии, Франции и других странах, мемуары Эйзенхауэра, де Голля, Гудериана, Манштейна и многих других иностранных авторов. Генералы, адмиралы и офицеры имели возможность следить за всеми новинками. Все это оживило творческую мысль, военно-научную работу, оплодотворяло подготовку военных кадров.

Большое значение Георгий Константинович придавал самообразованию офицеров. Он был убежден, что только те знания, которые офицер добывает сам, могут быть прочными. Очень важно получить хорошее образование, окончить академию, но еще важнее вырабатывать у офицеров любознательность, жажду к непрерывному пополнению своих знаний. Что толку, например, в том, что военный министр царского правительства генерал В.А. Сухомлинов окончил академию генерального штаба, если он сам хвастался, что за 20 лет не прочитал ни одной книги. К сожалению, встречались такие генералы и в советское время.

Вспоминая свою военную службу, Георгий Константинович подчеркивал, как усердно и кропотливо изучал опыт других военачальников, труды военных писателей.

В одном из своих интервью он рассказывал, что эта учеба дала ему твердые навыки в самостоятельной работе над военно-историческими и теоретическими трудами. “В бытность командиром полка и дивизии, — говорил он, — мне приходилось самостоятельно изучать и разбирать многие операции первой мировой и гражданской войн и полученные знания использовать при проведении занятий с командным составом, и я также самостоятельно изучал исторические и теоретические труды М.Н. Фрунзе, Б.М. Шапошникова, А.И. Егорова, С.С. Каменева, М.Н. Тухачевского и многих других историков и теоретиков того времени.

Но надо прямо сказать, что сидя за партой настоящим командиром вряд ли станешь. Только на практической работе в войсках — на учениях, маневрах, не говоря уже о боевых действиях, — выковываются командирские качества: хладнокровие, воля, мужество и смелость.

В частности, лично для меня для выработки определенных командирских качеств, кроме систематической самостоятельной работы над вопросами теории и военной истории, большую роль сыграло участие в оперативных играх, командно-штабных учениях, маневрах, которые довольно часто проводились в Белорусском военном округе под руководством А.И. Егорова, И.П. Уборевича, а также наркома обороны. Очень многому научился, командуя в 1938 году 1-й армейской группой советско-монгольских войск на реке Халхин-Гол.

В годы Великой Отечественной войны каждая операция, в которой мне довелось участвовать при ее планировании и подготовке или командовать войсками, обогащала меня, заставляла глубоко задуматься и извлекать практические уроки. От операции к операции мы становились более зрелыми. Если, например, вспомнить, как готовились такие крупнейшие операции, как контрнаступление под Москвой, Сталинградом и Курском, то все они проводились в разной обстановке, с участием различного количества войск. Но анализ показывает, как от операции к операции совершенствовалось наше стратегическое и оперативное мастерство. Недочеты, которые допускались в одной операции, мы старались не допускать при подготовке и проведении другой.

Основываясь на личном опыте, я хочу порекомендовать молодым офицерам: не жалейте сил на изучение истории как минувшей войны, так и локальных войн ... изучайте опыт маневров, различных учений — это вам крепко поможет в будущем. Не просто заучивайте факты, а больше размышляйте над ними, анализируйте, оценивайте принимаемые решения и действия войск, вырабатывайте самостоятельность мышления. В этом смысл работы по изучению опыта прошлого. И еще один совет. Всегда и везде тщательно и всесторонне изучайте вероятного противника, его теорию и практику, умейте анализировать и обобщать полученные данные и делать из них правильные выводы”.

Г.К. Жуков оставил большое военно-теоретическое наследие. В 1974 г., после его кончины, меня, как начальника военно-научного управления Генштаба включили в состав Государственной комиссии, которая должна была отобрать и передать на хранение в архив документы и рукописи Георгия Константиновича. Однако до нашего прибытия еще ночью на даче у него уже побывали присланные К.У. Черненко сотрудники общего отдела ЦК КПСС и КГБ и все, что представляло интерес для них, увезли, но сделали это очень небрежно, прихватив и некоторые рукописи по военному искусству, которые им не были нужны. Некоторые из них удалось разыскать лишь в последнее время, благодаря энтузиазму генерал-полковника Горькова Ю.А. и полковника Семина Ю.Н.

Среди военно-теоретических трудов Жукова большой интерес представляет его доклад, сделанный в 1940 г. на тему: “Общие условия ведения современных наступательных операций и основные принципы их построения”.

Ему принадлежит ряд военно-научных трудов, разработанных в послевоенные годы. Среди них: “Советская военная стратегия 1941—1942 годов”; “Краткий анализ операций в Великой Отечественной войне”.

Сотрудниками Историко-архивного и военно-мемориального центра В. Гуркиным, А. Кругловым подготовлен материал с документами и неопубликованными статьями Г.К. Жукова “Г.К. Жуков, документы и материалы”, около 600 листов. Большой интерес представляют его доклады на военно-научных конференциях, на разборах учений. Институт военной истории МО РФ издал сборник документов по Берлинской операции. Готовится сборник материалов по его полководческому искусству под руководством генерал-майора Золотарева В.А.

Более 15 научных докладов и лекций были подготовлены им в период командования войсками Одесского и Уральского округов.

Несколько очень содержательных статей, посвященных битве под Москвой, Курской битве, Белорусской, Висло-Одерской и Берлинской операциям опубликовано в журналах “Военная мысль” и “Военно-исторический журнал”.

Главным трудом Жукова остаются широко известные “Воспоминания и размышления”. В последнем издании этой книги в значительной мере восстановлен первоначальный авторский текст.

Клаузевиц, оставляя свою незавершенную рукопись “О войне”, говорил: “Для меня было бы вопросом честолюбия написать такую книгу, которую не забыли бы через 2—3 года, которую интересующиеся делом могли бы взять в руки не один только раз”. Долговечность его знаменитого труда превзошла все ожидания автора. Надо полагать, что не менее славная судьба ждет и уникальный труд Г.К. Жукова.

В августе 1966 г. в редакции “Военно-исторического журнала” состоялась в целом интересная и поучительная встреча группы военных историков с Жуковым. В ходе нее наряду со стоящими маршалу задавались и некоторые наивные вопросы, свидетельствующие о том, на каком разном уровне понимания военного искусства стояли полководец и тогда еще молодые историки, самонадеянно пытавшиеся судить на свой лад о его полководческой деятельности. Например:

— Нельзя ли разграничить по времени контрудар и контрнаступление под Москвой? (Казалось бы, как и зачем их разграничивать, если из контрударов вырастало контрнаступление).

— Почему в Берлинской операции вы изменили свое решение об использовании армии Катукова? (Спрашивается, почему оно должно быть неизменным?) На это следовал резонный ответ Жукова, что он в своих действиях никогда не придерживался того, что говорил раньше, а следил за обстановкой. И если она изменялась не так, как предполагалось, то немедленно вносил коррективы.

В этом суть военного искусства. Меняется обстановка, меняются и решения, способы действий.

А еще говорят, что Георгий Константинович был невыдержанным. Трудно представить себе, кто еще из военачальников и просто командиров мог выслушивать такие вопросы и терпеливо на них отвечать. И все последующие попытки некоторых историков развенчать стратегические идеи Жукова остались на таком же примитивном уровне, при котором не то что серьезно исследовать, но и понять полководца по-настоящему нельзя. Не говорю уже об упомянутых выше разного рода шарлатанах, не имеющих вообще никакого отношения к военно-исторической работе.

Г.К. Жуков как министр обороны активно участвовал в политической и общественной жизни страны. Когда возникла угроза того, что Молотов, Маленков, Берия вновь могут попытаться повернуть жизнь страны к сталинским временам, Георгий Константинович решительно выступил против этой группы и поддержал Хрущева. Последний был перепуган возросшим авторитетом, влиянием Жукова и при первом удобном случае решил от него избавиться. На октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1957 г. Жукову были предъявлены надуманные обвинения, в том числе в недооценке партийно-политической работы в вооруженных силах. Такое обвинение было нелепым, ибо Жуков придавал большое значение морально-политической подготовке и воинскому воспитанию военнослужащих, считая их важнейшим условием обеспечения высокой боеспособности войск. Он выступал против крайностей и формализма в этом деле, против превращения так называемой партийно-политической работы в самоцель. Георгий Константинович добивался повышения роли командиров в воспитательной работе, сокращения количества штатных политработников. Его особенно беспокоило то обстоятельство, что воспитательная работа стала все больше оказениваться и отрываться от жизни, от задач боевой подготовки войск. Дело доходило до абсурда, когда, например, в сокращенных, скадрованных соединениях и частях личный состав ходил в основном в наряд и занимался политподготовкой, на боевую учебу вообще времени не оставалось.

После ухода Жукова с поста министра обороны эта пагубная линия еще больше усугубилась. Значительно увеличилось количество штатных политработников в войсках, их внедрили во все самые незначительные управления Центрального аппарата Министерства обороны, где их даже во время войны не было. Под разными предлогами ограничивалось единоначалие.

Теперь мы уже знаем, какова была ценность и действенность этой всеохватывающей и всеподавляющей политподготовки. С роспуском КПСС вся громоздкая и пропитанная формализмом политическая и идеологическая система рухнула с удивительной легкостью. Ни один коммунист или охваченный политподготовкой военнослужащий никак не реагировал на это. Ибо жизнь и отчужденная от людей, оказененная идеологическая работа шли уже параллельными путями, не соприкасаясь друг с другом. А все огромные усилия и драгоценное учебное время, оторванное от боевой подготовки, оказались потраченными почти что впустую.

В свете всего этого нетрудно понять, насколько несостоятельными были обвинения, выдвинутые на Октябрьском пленуме ЦК КПСС в адрес Жукова, и насколько прозорливой и жизненной оказалась позиция маршала в этом вопросе.

Поэтому руководству КПРФ давно пора отменить или отмежеваться от постановления, принятого на этом пленуме, шельмующего великого полководца.

Жукова желательно избавить и от многих других надуманных, необоснованных наветов.

��осле освобождения Жукова от должности министра обороны и многое другое вернулось в свои заскорузлые рамки. Диссертации, за редким исключением, писались для внутренних потребностей диссертационных советов и самих авторов и мало чем обогащали военную мысль. Продолжали засекречивать что надо и не надо, даже описание важнейших операций и боевых действий по опыту войны. Все это обедняло военно-теоретическую мысль, затрудняло доведение до широкого круга офицеров новых достижений военной теории и практики. А в последние годы в России творческая мысль и военно-научная работа вообще затормозилась и захирела.

Какие-либо военно-теоретические труды, ни отечественные, ни зарубежные не издаются. На страницах печати появилось столько дремучего невежества и демагогии, которых за все это столетие, видимо, не было.

После ухода Жукова особенно большой спад начался в методике оперативной и боевой подготовки. Боевая учеба нередко подменялась бесплодным теоретизированием и формализмом в работе командования и штабов.

Об опыте подготовки боевых действий, жуковской школе деловитости и конкретности не раз приходилось вспоминать на учениях, когда после громко и с пафосом объявленного пространного боевого приказа и многочасовых указаний по взаимодействию так и невозможно было толком уяснить, какие именно задачи поставлены и как надо действовать. Или подбегали к начальнику оперативного отдела и просили уточнить разгранлинии, средства усиления, график артподготовки и другие вопросы. Ибо весь процесс выработки решения, постановки задач, организации боевых действий был пропитан формализмом, и главная забота командиров и штабов состояла не в том, чтобы как можно лучше выполнить задачу (учения нередко шли по намеченному плану и об этом больше заботилось руководство, чем обучаемые), а в стремлении как можно лучше “показать” себя. Да и судили о командирах в основном по тому, как они докладывали. Внешне все было как будто бы “правильно”, но оторвано от существа дела.

Всю сложнейшую работу по подготовке боя и операции стали в основном сводить к разработке многочисленных, громоздких документов, где среди обилия отвлеченных теоретических положений утопали конкретные задачи и суть дела. Главная часть работы командиров и штабов по организации боя стала отодвигаться на второй план. Постепенно мы начали терять самое драгоценное из того, что приобрели во время войны. Особенно большой вред принесли учения, где командующие объединениями и командиры соединений сами выступали руководителями учений, проводимых с этими объединениями, соединениями, и действовали на этих учениях, заранее зная обстановку за обе стороны и ход ее развития.

Так извращенная система оперативной и боевой подготовки породила военачальников разного калибра, которые стали больше похожими на плохих пропагандистов военного дела, чем на боевых командиров.

Изъяны в обучении и воспитании кадров сказались и в целом на качестве боевой подготовки войск. Чем больше и громче говорили о максимальном приближении обучения войск к тому, что требуется на войне, тем больше оно отрывалось от боевой действительности.

Как же случилось, что в армии, состоявшей в основном из много и хорошо воевавших людей, столь легко был растерян выстраданный во время войны боевой опыт? Это одна из самых больших загадок, однозначно отгадать которые не так просто. Но одна из причин состояла, видимо в том, что к руководству приходили далеко не лучшие кадры, в военных училищах и академиях оказалось немало преподавателей, которые этого свинцового боевого опыта как следует не хлебнули и всю глубину его внутренней сути так и не уяснили. Фронтовики, приходившие в военно-учебные заведения в качестве как слушателей, так и преподавателей, будучи еще не очень осведомленными в области теории, первое время смотрели на нее больше с благоговением, чем с точки зрения критического опыта. При этом почему-то полагали, что военная наука — это некая высшая сфера деятельности, которой должны заниматься какие-то особые люди, хотя, как теперь уже стало понятно, именно люди с боевым опытом и должны были питать науку новыми идеями. Да и вся утвердившаяся после войны система парадности и показухи, пренебрежения к делу, поощрения серости и подавления творчества не очень способствовала органическому соединению теории и практики.

Только во второй половине 70-х и в 80-е годы начали преодолеваться эти негативные явления и вновь стали возрождаться жуковские традиции в оперативной и боевой подготовке.

Но в последние годы мы снова наблюдаем регресс в этой области.

И речь не идет о том, что и после войны нужно было учить армию лишь на опыте Великой Отечественной, афганской или другой войны. Совершенно очевидно, что содержание воинского обучения должно быть ориентировано на вооруженную борьбу будущего. Никогда не могут, однако, устареть сам подход к решению оперативно-тактических задач, широкое творчество и применявшиеся при этом методы конкретного подхода к делу и организаторской работы, тщательность и кропотливость отработки с подчиненными командирами и войсками всех подготовительных мероприятий, умение обучать войска именно тому, что от них может потребоваться в боевой обстановке. Все это, в конечном итоге, и определяет весь дух военного искусства, в котором заключены если не “вечные”, то очень и очень долго живущие принципы и идеи.

После неожиданного и ничем не обоснованного отстранения от должности министра обороны Г.К. Жуков подвергся новой тягчайшей опале. Само его увольнение из армии в 1958 г. было незаконным, так как по установленному статусу маршалы Советского Союза не могли увольняться. Такой опытнейший и талантливый человек как Г.К. Жуков был лишен возможности заниматься не только проблемами современной военной науки, что могло бы принести огромную пользу, но и обобщением опыта Великой Отечественной войны. С большим трудом, преодолевая всевозможные бюрократические рогатки, ему удалось написать свою знаменитую теперь книгу “Воспоминания и размышления” о Великой Отечественной войне. Любой по-настоящему пытливый читатель может прочитать и убедиться, что это наиболее глубокая, правдивая и богатая обобщающими выводами и мыслями книга.

После войны было издано много хороших мемуаров. Среди них представляются наиболее содержательными и поучительными воспоминания А.М. Василевского, И.С. Конева, К.К. Рокоссовского, Р.Я. Малиновского, И.Х. Баграмяна, Н.Г. Кузнецова, Н.Н. Воронова, П.И. Батова, В.И. Чуйкова, П.Н. Лащенко и многих других.

Отдавая должное всем другим мемуарам, можно без всяких стеснений и преувеличения сказать, что книга Жукова занимает среди них самое видное место и свидетельствует о том, что автор ее был не только великим полководцем, но и выдающимся военным мыслителем.

Несмотря на все мытарства, которые пришлось перетерпеть Жукову на пути к изданию книги, в последнее время заявляет о себе все большее количество людей, которые, оказывается, всячески “помогали” Жукову в подготовке и издании книги, как и в случае с бревном, которое несли вместе с Лениным. Даже не поймешь, кто же мешал, кто чинил препоны маршалу.

Недавно А.Н. Яковлев писал, что в ЦК КПСС курирование рукописи и издания книги Жукова было поручено ему. Причем, он верно утверждает, что книга была издана вопреки мнению и сопротивлению аппарата ЦК КПСС и Главпура, благодаря личному указанию Л.И. Брежнева. Леонид Ильич позвонил маршалу, чтобы поздравить его с днем рождения. Пользуясь случаем, Жуков упомянул о судьбе своих мемуаров. Генсек высказался в пользу их издания. Но какова же роль исполнителей этого решения, “помогавших” Жукову и курировавших его рукопись?

Все правки, предложенные идеологами ЦК и Главпура, в том числе такую нелепость — будто бы Жуков собирался заехать к начальнику политотдела 18-й армии Л.И. Брежневу и посоветоваться с ним по каким-то стратегическим вопросам — в книгу включили. Добавили в нее и главу о партийно-политической работе, исковеркав тем самым уникальное повествование о войне. Царила какая-то беспардонная наглость людей, которые не сумев чем-либо путным проявить себя на войне, пробравшись после войны к власти, требовали писать о них то, чего они хотели. Насильно вписали в книгу фамилии А.А. Епишева,М.Х. Калашника и других политработников. В чем же тогда состояло курирование? Может быть люди, курировавшие рукопись, помогли отстоять то, что написал Жуков, отвергли некомпетентное вмешательство Главпура, возможно, протестовали против этого произвола, выступили в печати в защиту Жукова? Ничего этого не было, хотя допуска�� что, возможно, Александр Николаевич и некоторые его коллеги в душе были больше на стороне Жукова, чем его притеснителей, может быть как-то и сдерживали наскоки на него. Но не больше. Тот же Д.А. Волкогонов пытался воспрепятствовать новым изданиям книги Жукова, в которых предусматривалось исключить главпуровские “доппайки” и все, что без согласия автора было вписано в книгу.

А.А. Гречко и А.А. Епишев в записке в ЦК КПСС о рукописи книги Г.К. Жукова среди множества грехов и недостатков указали и такой: “Г.К. Жуков чрезмерно сгущает краски вокруг недостатков, имевшихся в боеготовности советских войск, расположенных в западных военных округах, в обучении личного состава и подготовке командных кадров. Слишком большое внимание уделяет репрессиям 1937—1938 гг.”. Спрашивается, при том катастрофическом положении, в котором оказалась наша армия в 1941 г., что еще и какие краски можно было “сгущать”? Конечно, то, что подписали Гречко и Епишев — нелепость. Они подписали это письмо потому, что так “было нужно” в их положении. Но в том же Главпуре и аппарате ЦК КПСС были идеологи, которые писали это письмо, проталкивали его “наверх”, готовили “отбойные” ответы на многочисленные предложения об установке памятника Жукову. Сейчас опубликованы документы, из которых видно, кто воспротивился тому, чтобы официально и достойно отметить 75-летие Г.К. Жукова.

Вокруг Жукова устроили подлинную информационную и морально-психологическую блокаду. Создавались всевозможные препятствия для общения с ним. Подслушивали его разговоры и неоднократно устраивали допросы и разборы его имевших место и выдуманных высказываний. С большим трудом печатались его статьи. В официальных трудах и энциклопедиях его имя умалчивалось или третировалось. Например, по подсчетам Н.Г. Павленко в “Истории Великой Отечественной войны Советского Союза” в первом томе наш начальник Генштаба Г.К. Жуков ни разу не упомянут (как будто его и не было), а Ф.Гальдер фигурирует 12 раз. В 3-м томе бывший член Военного Совета фронта Н.С. Хрущев упоминается 41 раз, а Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин — 21 раз.

Воениздат выпустил хронику Великой Отечественной, но среди командующих фронтами не значился маршал Жуков (видите ли, фронт был, а командующего не было). И это не только в официальных трудах. В романе Э.Казакевича “Весна на Одере” все решения на операцию принимает какой-то член Военного Совета. Даже Сталин недоумевал, почему же там нет командующего, Жукова.

Вообще со страниц официальных изданий все больше вытеснялись действительные активные участники войны. Решения и действия конкретных должностных лиц заменялись безликим “партия, ЦК, Военный Совет” и другими. История войны становилась, по существу безлюдной.

И весь этот произвол творили не отвлеченные режим и система, а конкретные люди, на которых держалась эта система. Что ж уж там говорить о каких-то аппаратчиках, если в 1966 г. статью, подготовленную к 70-летию Георгия Константиновича, отказались подписать Конев, Соколовский, Василевский. Правда, А.М. Василевский в 1975 г. при вручении мне своей книги “Дело всей жизни” высказал искреннее сожаление по поводу того, что ему по разным причинам не всегда удавалось выдержать принципиальную и справедливую позицию по отношению к Жукову, соответствующую его действительному глубокому уважению к своему боевому соратнику. Но ведь не все нашли нужным хотя бы для приличия задним числом извиниться за свои проделки.

Могут сказать, что в те годы многим людям приходилось приспосабливаться. Да, это так. Такова была система и преодолевать ее рогатки было не просто. Но зачем же сегодня изображать из себя святых праведников и обличителей того, что сами помогали творить.

Это же позор, что мы, ветераны войны, дали затравить и по крайней мере на 10—15 лет раньше отправили на тот свет своего великого полководца. И сейчас не найдешь ни одного партийного функционера, сотрудника органов КГБ, ни одного письменника или журналиста, который хоть бы сожалел об этом. Оказывается, никто не виноват и все всё делали правильно.

Так у нас случилось и с Советским Союзом. Получается, что каждый из нас в отдельности всё делал правильно, а все вместе разрушили государство, защите которого Жуков посвятил всю свою жизнь.

В упомянутой выше статье А.Н. Яковлев восклицает: “Кто в конце концов поставил в Москве памятник полководцу? Демократы или большевики?” За памятник Жукову, конечно, большое спасибо и прежде всего президенту РФ Б.Н. Ельцину и мэру г. Москвы Ю.М. Лужкову. Но надо полагать, что при этом учитывалось не только мнение “демократов”, но и волеизъявление большинства людей нашей страны.

Больше всего выступали и писали о необходимости памятника ветераны войны. Жуков — наш национальный герой, призванный объединить вокруг своего славного имени всех людей, кому дороги интересы России.

Но никто нас не объединит и будут вечно раздоры, если, с одной стороны, отражая чаяния народа и фронтовиков, воздвигается памятник Жукову, с другой — присуждается государственная премия В.П. Астафьеву (не за его ранее написанные действительно талантливые, правдивые книги о войне), а за такую одиозную, насквозь неоидеологизированную книгу “Прокляты и убиты”, которая является издевательством над всем тем, за что воевал Жуков и его солдаты. В самом деле, чему верить: тому, что официально говорится о войне, о нашей победе, ветеранах войны или измышлениям писателя, который опровергает все, что он сам говорил и писал до этого о войне. В этой книге есть что угодно, но там и близко нет какой-либо правды о войне. Поразительно, но книга “Чертова яма” не выдерживает критики прежде всего с точки зрения элементарных основ демократизма и уважения человеческого достоинства. Если даже допустить, что все командиры в запасном полку были негодными, разве это оправдывает самих солдат, в том числе будущего автора книги, если они испражняются и гадят там, где живут. Можно ненавидеть командиров, воинский порядок, но солдат должен же уважать хотя бы себя, своих товарищей и не жить по-скотски. Наконец, одернуть и привести в порядок вконец опустившегося товарища. Нет, оказывается, люди сами ничего не должны делать и ни за что не должны отвечать. Это все дело рук начальства. Что ж тут остается от человеческой самостоятельности и ответственности? Не говоря уже о том, что описанные Астафьевым люди со скотской психологией никакой победы одержать не могли.

И прав Олег Давыдов: “К войне можно относиться как к святыне только в том случае, если погибшие и выжившие в ней — именно люди. То есть — возвысились над своими скотскими нуждами, идут на смерть не для того, чтоб нажраться, и не потому, что сзади стоит пулемет заградотряда, но — потому, что у них есть некие человеческие “предрассудки” (любовь к родине, долг, честь, оскорбленное достоинство, чувство справедливости и т.д.). Это так в любой армии и на любой войне, и если этого нет, то речь должна идти о бойне, разборке, наезде, схватке за пищу, но — никак не о священной войне. Автор смотрит на войну из земляной щели, а оттуда мало что видно”.

Говорить об этом в данном случае вынуждает лишь горькая мысль о том, что даже после такой жестокой войны продолжали отравлять людям жизнь — и бывшим военнопленным и тем, кто был в окружении или на оккупированной территории, да и по многим другим мерзопакостным поводам.

И мы всегда будем убиты (по крайней мере, морально) и прокляты, если не отучимся от дурной привычки гадить вокруг себя, не оставляя чистого и светлого места ни в своем прошлом, ни в настоящем.

И это ведь относится не только к прошлым временам. Где, в каких газетах сегодня (уже после установления памятника) больше всего публикуется всякого вздора о победе в Великой Отечественной войне, о Жукове, называя его “бездарным”, “необразованным”, “жестоким” и т.д.? Эти газеты называют себя “демократическими”.

Зачем же этим “демократам” воздвигать памятник “бездарному” полководцу? Один из ниспровергателей Жукова писал, что даже одного рубля нельзя было тратить на этот памятник. Видимо все же памятник великому полководцу установлен не “демократами” и не “большевиками”. Вообще такое категоричное деление людей на “белых” и “красных” не отражает всей сложности и реальности нашей сегодняшней жизни. Думаю, что памятник Жукову является отражением настроений и желаний большинства граждан нашей страны, обычных нормальных людей, уважающих историю своей страны, а таких людей в России становится все больше и больше и за ними будущее. А Жуков принадл��жит именно к этой категории людей, и к нему несправедливо относились и “большевик������” и продолжающие эту недобрую традицию нынешние “демократы”. Кто бы и когда бы этим ни занимался, дело это недостойное для людей, не безразличных к своему Отечеству.

Правда, и в Главпуре и Министерстве обороны были разные люди. Как могли помогали в жуковских делах и сдерживали экстремистов маршал В.Г. Куликов, адмирал флота А.Н. Сорокин, генерал армии В.И. Варенников, маршал В.И. Петров.

В целом же поворот к благожелательности к памяти Жукова и основательному изучению его полководческого искусства был сделан с приходом на должность министра обороны маршала С.Л. Соколова и начальника Генерального штаба маршала С.Ф. Ахромеева. В 1985 г. был издан специальный (дополнительный) номер журнала “Военная мысль”, где было опубликовано уникальное выступление Г.К. Жукова на военно-научной конференции в октябре 1945 г. в группе советских войск в Германии. Вслед за этим были проведены научные конференции и лекции для офицеров в войсках и военно-учебных заведениях, посвященные изучению военно-теоретического наследия великого полководца.

Будучи начальником Академии генерального штаба, большое внимание уделял изучению и постижению полководческого искусства Г.К. Жукова преподавателями и слушателями генерал-полковник И.Н. Родионов. С приходом Игоря Николаевича на должность министра обороны возникает надежда, что жуковские традиции будут неуклонно возрождаться в Российской армии.

Конечно, и Г.К. Жукова не надо идеализировать. У него, как у всякого, пусть выдающегося человека, были и свои слабые стороны, ошибки, непростой у него был и характер. Видимо, никто сегодня не скажет, что Жуков во всем был прав по отношению к адмиралу Н.Г. Кузнецову, К.К. Рокоссовскому (в отдельные моменты битвы под Москвой) и некоторым другим своим сослуживцам. Так накапливались у людей справедливые и несправедливые обиды, которые вылились наружу, когда Жуков попал в немилость.

Плохую услугу нашему национальному герою оказывают и слишком ревностные его поклонники, стремящиеся возмущаться и протестовать по каждому, даже незначительному замечанию в его адрес. В этом нет надобности. Георгий Константинович — земной человек и ничто человеческое ему не было чуждо. Таким во всей сложности натуры и деяний его надо принимать. Он сложился как великий полководец благодаря своему природному таланту и под влиянием тех исторических событий и жизненных условий, которые предопределила его судьба. Ни один из талантливых полководцев времен второй мировой войны не может сравниться с Жуковым по глубине, широте, прозорливости стратегического мышления, по его силе воле и организаторским способностям.

Вместе с тем некоторые другие полководцы обладали такими качествами, которых недоставало Жукову. Например, А.М. Василевский был выдающимся мастером стратегического планирования. Он обладал редким даром тактично побуждать подчиненных самих находить нужные решения, не обязательно навязывая по каждому случаю приказы и указания сверху. Сталин ему как-то сказал: “Вы вот такой массой войск руководите и у вас это неплохо получается, а сами, наверно, и мухи никогда не обидели”. Иногда его обвиняли в излишней осторожности. Но Александр Михайлович показал, что решения, которые находят сами командующие и командиры, совсем по-другому, с большим внутренним воодушевлением выполняются. Он был талантливым организатором работы Генерального штаба, умело согласующим его усилия с командованиями фронтов, командующими родами войск, тылом вооруженных сил и другими государственными органами.

Или И.С. Конев был одним из наших самых опытных и выдающихся полководцев, он был один из немногих военачальников, кто почти всю войну командовал фронтом. По оценке Василевского, по настойчивости и силе воли он был наиболее близок к Жукову. Иван Степанович обладал на редкость хорошей интуицией, умело сочетал мощь артиллерии с быстротой, натиском и внезапностью удара. Некоторые зарубежные военные историки называют его “гением внезапности”. Для его полководческого стиля по управлению войсками наиболее характерно сочетание быстрого принятия оперативных решений, определяющих действия всего фронта, с постоянным общением с командирами тактического звена, непосредственная организация боевых действий в войсках, действующих на решающих направлениях. Но он не всегда находил себя в обороне. Будучи командующим Западным фронтом и имея в своем распоряжении более боеспособные войска, в сентябре 1941 г. он не смог сделать то, что в октябре удалось Жукову в несравненно более сложных условиях почти полного развала фронта.

Л.А. Говоров был непревзойденным мастером боевого применения артиллерии и отличался высочайшей организованностью. К.К. Рокоссовского, Р.Я. Малиновского, Н.Ф. Ватутина, И.Д. Черняховского отличало умение гибко маневрировать войсками в ходе операции. Причем не только тогда, когда возникнут благоприятные условия. Они постоянно стремились создавать для этого необходимые условия и удивительным образом находить возможности для обхода противника, выхода на его фланги и в тыл, даже тогда, когда, казалось бы, нет другого выхода, как атаковать его с фронта. И.Е. Петров, действуя в обороне ограниченными силами против превосходящих сил противника, мог проявлять столько оперативно-тактической изворотливости и находчивости, что порой в самых, казалось бы, безнадежных условиях добивался успешного противостояния наступающему противнику, как это было при обороне Одессы, Севастополя или Кавказа. Немало своих достоинств и особенностей полководческого почерка было и у других военачальников, прославившихся во время Великой Отечественной войны.

Кстати, сам Жуков охотно признавал достоинства не только других полководцев, но и многих командиров дивизий, полков, старался, где нужно, учиться у них. Без всяких скидок, критически анализировал каждую свою проведенную операцию, отмечая как успехи, так и то, что не получилось. Надо признать и то обстоятельство, что Г.К. Жуков — человек войны, где его талант и способности проявились наиболее ярко. В мирное время, даже в должности министра обороны, он не всегда находил рычаги влияния, которые направляли бы в нужное русло весь огромный и сложный организм вооруженных сил. В ряде случаев он пытался и в мирное время действовать методами военного времени. Особенно это относится к укреплению воинской дисциплины. Будучи требовательным руководителем и справедливо нетерпимым к проявлениям расхлябанности и недисциплинированности, он пытался строгими взысканиями вплоть до отстранения командиров от должностей за случавшиеся происшествия, в короткий срок навести воинский порядок. Дело доходило до того, что некоторые командиры опасались свои части выводить на учения, боясь, что может случиться “ЧП”. Кстати, и при Р.Я. Малиновском мало что изменилось в этом отношении. Конечно, переход армии от военного к мирному времени всегда проходит трудно и болезненно, тем более, что после войны советские вооруженные силы несколько раз то резко сокращались, то резко увеличивались. В результате войска жили в условиях перманентных организационных изменений. В этих условиях не всегда учитывалось, в том числе и Жуковым, что если какие-то отрицательные явления происходят только в нескольких объединениях и соединениях, причины и необходимые меры по их устранению надо искать именно в них, но если они имеют место в большинстве округов и флотов, то главные причины надо искать в центре системы, искать такие рычаги воздействия и меры, которые устраняли бы причины негативных явлений, в корне меняли условия несения военной службы и радикально улучшали положение дел.

К сожалению, таких крупных мер не было найдено. Вместо этого, тогда и в последующем пытались и пытаются до сих пор решить все проблемы по укреплению дисциплины одним административным, командирским давлением на войска. Справедливости ради скажем, что если бы даже Жуков или другой министр обороны захотел осуществить радикальные преобразования, то в условиях тотального контроля и некомпетентного вмешательства в военные дела со стороны аппарата ЦК КПСС и других органов, трудно было бы что-либо из задуманного провести в жизнь

Да и по характеру люди не бывают одинаковыми. В связи с этим припоминается случай, когда на командно-штабном учении в Белорусском военном округе летом 1957 г. на запасный командный пункт фронта, который пришлось мне возглавлять, поздней ночью приехал маршал Рокоссовский. Под сильным дождем мы шли с ним в палатку, где располагался центр боевого управления. По пути, не рассмотрев в темноте, Константин Константинович ��ацепился за небрежно проложенный телефонный провод и упал прямо в лужу. Мы, конечно, расстроились и виновато помогали маршалу подняться, ожидая самого наихудшего. Но он засмеялся, быстро встал и совершенно невозмутимо сказал: “А мы во время войны обычно закапывали телефонные провода”. Наверное, по-другому среагировал бы Жуков. В такой ситуации (сужу и по себе) мало кто из командиров мог бы, видимо, сдержаться.

Вполне понятно, что выдающийся ум и сильная воля военачальника должны сочетаться с другими, не менее важными чертами личности: выдержкой, уравновешенностью. К.К. Рокоссовский писал: “...необходимыми качествами всякого начальника являются его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным... Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются...”.

Но можно понять и Жукова, очень самокритично оценивающего свою деятельность. По этому поводу он писал:

“Конечно, все это давалось нелегко, были в работе и ошибки. Но кто не ошибается? Разве тот, кто работает только по указке сверху, не проявляя в работе творческой инициативы. Вообще говоря, дело, на мой взгляд, не столько в ошибках, сколько в том, как скоро они замечаются и устраняются”.

Даже выдающиеся военачальники не могут быть одинаковыми. На наше счастье война выдвинула целое созвездие талантливых полководцев, которые при решении различных задач хорошо дополняли друг друга.

Вот в такой действительной сложности и противоречивости мы обязаны воспринимать и Жукова, не перечеркивая из-за отдельных ошибок и шероховатостей в характере величие его подвига и полководческого таланта. И как бы ни бесились его недоброжелатели, это и невозможно. Заслуги маршала Жукова навсегда прочно вошли в историю нашей страны и вытравить их никому и никогда не удастся.

Как справедливо заметил Георгий Константинович, время все расставит по своим местам, всех рассудит. Историю пытались обмануть и обхитрить — бесполезно... Надлежащую службу своему народу можно сослужить только правдой и борьбой за нее.

Г.К. Жуков был величайшим полководцем и духовно одаренным обаятельным человеком. Как говорил А.М. Василевский, он был рожден для военной деятельности, для больших ратных дел... “Человеку, который чувствовал так слитно личную жизнь свою и народа, можно только позавидовать”. Жизнь и деятельность такого человека достойна подражания. Его по-солдатски простое и одухотворенное лицо, крепко скроенная осанка, весь облик мудрого, волевого и мужественного военачальника всегда вызывали и вызывают особое почтение и глубокое уважение к нему. Обобщая все сказанное и несколько перефразируя слова М. Горького о Л. Толстом и о Жукове можно сказать: смотришь на него и страшно приятно сознавать себя тоже человеком, сознавать, что человек, российский офицер, может быть Жуковым.

2. Некоторые выводы для военно-научной работы

в свете заветов и уроков, преподанных Г.К. Жуковым

Наш великий полководец и во время войны, и в послевоенные годы особое значение придавал творчеству и активному участию в военно-научной работе руководящих кадров и широкого круга офицерского состава. Если говорить о выводах и уроках из опыта развития военной науки и военного искусства, то он прежде всего показывает, что на каждом новом этапе развития военного дела коренным вопросом является правильное раскрытие характера вооруженной борьбы будущего. Решение этой проблемы было и остается важнейшей задачей военной науки. Вместе с тем предвидение и разработка теоретических основ еще не состоявшейся вооруженной борьбы по мере увеличения качественного разрыва между средствами ведения минувшей и будущей войн становятся все труднее и труднее.

В современных условиях бурного научно-технического прогресса не только в военном деле, но и в других областях человеческой деятельности все чаще приходится принимать решения, не опираясь на опыт, а при отсутствии какого-либо опыта. Военная практика в мирное время всегда была сравнительно ограничена. На учениях невозможно полностью воспроизвести все то, что может быть на войне. Но именно поэтому опыт прошлых войн, проводимых учений, в целом военная практика приобретают еще большую ценность.

В истории не раз после большой войны (франко-прусской, русско-японской, первой мировой) пытались представить дело так, что от прежнего военного искусства ничего не осталось. Но следующая война, порождая новые способы ведения вооруженной борьбы, сохраняла и немало прежних. По крайней мере, до сих пор в истории еще не было такой войны, которая бы перечеркнула все, что было в военном искусстве до этого.

В 20-е и 30-е гг. нашей военной науке удалось в целом правильно определить и преемственность развития военного дела, и элементы нового в нем. Но в 30-е гг. были допущены и серьезные ошибки, когда, например, из опыта военных действий в Испании (в частности, по использованию танков) брали иногда не то, что действительно вытекало из этого опыта. После появления ядерного оружия пытались полностью отрицать опыт второй мировой войны. Долгое время недооценивался опыт афганской войны. Наряду с действительно новым много и преувеличений по опыту войны в районе Персидского залива 1991 г. Во всех этих случаях подводил не сам опыт войны, а неправильные выводы, которые из него делались.

Сколько было заклинаний и осуждений по поводу “старого опыта” и как “по-новому” бездарно была организована операция в Чечне.

Георгий Константинович больше всего ненавидел и презирал дилетантизм, поверхностный подход к обучению офицеров и подготовке боевых действий. Так вот, в чеченских событиях больше чем где-либо были попраны все жуковские традиции в военном искусстве, кроме, может быть, самоотверженности самих солдат и офицеров. Недавно в интервью газете “Известия” один из молодых офицеров — командир разведроты 506-го полка капитан Сергей Монетов заявил: “Это у нас с Великой Отечественной — с ходу массой брать. Тогда бросали дивизии, не считая потери, сейчас полки и бригады. Наш полк прибыл в Ведено, лишь полчаса постоял в Ханкале и был направлен в Грозный. Никто даже толком улиц не знал”.

Спрашивается: откуда бы доподлинно знать молодому офицеру как было в Великую Отечественную войну? И разве так учил нас Г.К. Жуков: полчаса постоять и идти на город, не зная даже улиц? И офицер, конечно, не сам все это придумал. Эти же газеты его пичкают сплетнями о прошлой войне, о Жукове и потом получают нужный им ответ. Стыдно, конечно, и за офицера, который еще не научился воевать, а уже бросает тень на воинов старшего поколения.

Для использования в будущем нужен не просто состоявшийся опыт, не то, что лежит на его поверхности, а те глубинные, подчас скрытые устойчивые процессы и явления, которые имеют тенденции к дальнейшему развитию, проявляются порою в новых, совершенно других формах, чем это было в предшествующей войне. Как говорил Г.К. Жуков на военно-научных конференциях в 1945 и в 1957 гг., такой опыт любой войны никогда не может полностью потерять своего значения.

Вместе с тем следует учитывать, что каждая последующая война сохраняет все меньше элементов старого и все больше порождает новое. Эта закономерность не только остается, но и набирает новую потенциальную силу. В связи с этим в современных условиях с особой остротой встает вопрос о научном предвидении и прогнозировании характера и способов ведения возможной будущей войны. Для этого кроме традиционных методов историко-аналитического исследования прошлого и современного опыта, исследований и экспериментов, проводимых на учениях и испытаниях оружия, и других известных приемов научных изысканий, особенно большое значение приобретают моделирование будущих операций (боевых действий) и в целом более широкое применение математических методов исследования наиболее сложных проблем военной науки.

Известно также, что на способы ведения боевых действий, а следовательно, и на развитие военной теории решающее влияние оказывает появление нового оружия и нового человеческого материала. В прошлом наша военная наука в основном правильно оценивала эти важнейшие источники своего развития. Но в наше время эта задача неизмеримо усложняется, особенно в связи с ускоренным развитием вооружения и военной техники и намерениями п��рейти к профессиональным армиям.

На развитие воен��ой н��уки и повышение ее роли огромное влияние оказывает новый качественный скачок в создании новых технологий, высокоточного оружия, в совершенствовании средств вооруженной борьбы нового поколения, основанного на самых последних достижениях науки и техники. Это обстоятельство требует от военной науки теоретической разработки многих важных проблем строительства и подготовки вооруженных сил, предопределяя перенос центра тяжести в область военно-научных и научно-технических изысканий.

Особенно большое значение приобретает своевременная разработка обоснованной оперативно-тактической концепции развития вооружения. Положение Энгельса о том, что развитие оружия определяет развитие способов ведения вооруженной борьбы, остается верным и для сегодняшнего дня. Но теперь военная наука уже не может ограничиваться лишь учетом этого влияния. В современных условиях резко возрастает обратное влияние военной науки, которая сама должна более активно определять важнейшие направления развития оружия и техники, сделав главный упор на наиболее перспективные виды оружия, которые в будущем будут иметь решающее значение.

При существующих трудностях в экономике, когда оружие становится все более дорогим, военно-теоретическая мысль должна постоянно работать над тем, как наиболее рационально использовать средства, отпускаемые на военные нужды в пределах строгой необходимости, чтобы оборона была надежной и в то же время не слишком обременительной для государства. Суть этой проблемы, главное, что должно пронизывать все научные исследования — это всемерное повышение эффективности всех проводимых мероприятий по строительству и подготовке вооруженных сил, более строгий и глубокий учет военно-экономических соображений, улучшение научного уровня руководства войсками и силами флота, более полное использование достижений науки в практической деятельности.

Для активизации работы по разработке проблем будущего необходимо, с одной стороны, участие в этой работе широкого круга офицерского состава, с другой — наличие специальных научно-исследовательских учреждений во главе с крупными учеными для комплексного исследования наиболее сложных научных проблем. Особенно важна подготовка молодых ученых широкого профиля, способных с новых позиций осмысливать сложные явления войны с охватом всех социально-политических, экономических и военных факторов.

Необходимость подготовки таких кадров в наше время проявляется особенно наглядно, ибо чем выше степень специализации и дифференциации различных отраслей военных знаний по видам вооруженных сил и родам войск, тем большее значение приобретает системное исследование сложных проблем войны и военной науки с учетом всех факторов, влияющих на их развитие и раскрывающих глубинный смысл коренных качественных изменений в военном деле и перспективы его развития. Для этого кроме творчества руководящих кадров нужны и современные ученые высокой квалификации, с широким диапазоном военно-политического, оперативно-стратегического и военно-технического мышления.

Бытовавшее в ряде случаев мнение, что военная теория разрабатывается и развивается в основном в процессе практической деятельности руководящих кадров, а ученые лишь обосновывают и формулируют выдвинутые идеи, приводило к принижению научно-теоретического уровня решаемых задач. Против такой практики резко выступал Г.К. Жуков на конференции в 1957 г.

Правда, в области военного искусства чаще, чем в любой другой сфере, именно полководцы и военачальники выступали первооткрывателями новых идей. Но все же широкие научные обобщения, фундаментальную науку делают обычно крупные ученые, военные мыслители, в том числе из числа военачальников. Для фундаментальных научных исследований надо иметь не только знания, опыт, но и достаточно времени, необходимые навыки и способности.

Сложность военно-научных задач еще в 30-е годы показала, что исследование крупных проблем уже не может быть уделом отдельных ученых, что для этого требуются большие научные коллективы, имеющие в своем распоряжении необходимую экспериментально-техническую базу, а в наше время и компьютерную технику. В деле разработки новых видов оружия и техники это положение было сразу понято и реализовано. Никто и не рассчитывал, что каждый командир в войсках сам себе будет изобретать оружие. Но в области военно-теоретической необходимость такой хорошо организованной научно-исследовательской работы высокоподготовленных специалистов иногда недооценивалась.

Во время войны обобщением опыта войны занималось военно-историческое управление. После войны существовало Главное военно-научное управление Генерального штаба, сейчас положение этих органов, особенно военно-исторической службы, крайне принижено. Жизнь убедительно свидетельствует о том, что даже там, где к научным исследованиям привлекаются большие научные коллективы, они могут плодотворно работать только в том случае, если в их среде есть крупные, ведущие ученые, выступающие задающими генераторами научной мысли. Как в военно-технической области есть свои генеральные и главные конструкторы, так и в других отраслях военной науки необходимы свои крупные авторитеты, к мнению которых должны прислушиваться все, кто занимается теоретической разработкой или практическим решением тех или иных вопросов. Но такие авторитеты сами по себе не возникают. Для их появления нужна хорошая творческая обстановка в науке. Сейчас, когда значительная часть военных ученых оказалась в запасе и отставке, для использования их научного потенциала большую роль может сыграть Академия военных наук, функционирующая на общественных началах. Но она нуждается в поддержке Министерства обороны. Следует признать, что некоторые хорошо воевавшие командиры в первые годы после Великой Отечественной войны слишком долго пребывали в состоянии самолюбования прошлыми успехами и не очень уважительно относились к теории, которая ввиду изложенных выше причин иногда отставала от огромного боевого опыта и высочайшего уровня военного мастерства наших кадров, приобретенных во время войны. А ведь жизнь учит, что бывает порой легче извлечь уроки из поражения, чем из победы.

Все это, а также некоторые другие субъективные причины, связанные с недостатками в руководстве научной работой, в определенной степени тормозили творчество военных кадров и затрудняли появление крупных военных авторитетов и ученых. Да и сегодня некоторые молодые военные руководители не очень благожелательно относятся, а иногда просто ревниво, к военным ученым. Создание творческой обстановки в науке предполагает прежде всего объективность исследований, ибо главный смысл всякой науки состоит в познании объективных закономерностей. Поэтому в исследованиях способов вооруженной борьбы будущего надо исходить из той реальности, которая есть, со всеми ее плюсами и минусами. Там, где налицо хоть малейшее отступление от объективности, где действительность представляется не такой, какая она есть на самом деле, а какой ее желают видеть, когда хотят уйти от острых вопросов, выдвигаемых жизнью, и создать видимость мнимого благополучия, подлинно научные исследования невозможны.

Это обстоятельство предопределяет также исключительную важность информированности ученых и вообще научных работников по тем вопросам, которые они исследуют. Без знания всех обстоятельств дела, не располагая исчерпывающими данными по существу того или иного вопроса, действительно научной, объективной истины найти нельзя. Ненужная закрытость информации, когда даже данные по истории Великой Отечественной войны оставались засекреченными, принесла большой вред военной истории и науке. Еще раз напомним указания Г.К. Жукова, данные им в 1957 г., о том, что или надо давать ученым нужную информацию, или не делать вид, что мы действительно занимаемся серьезной научной работой.

Опыт прошлой войны показал важность единства теории и практики. Развитие науки в конечном счете упирается в проблему реализации ее достижений; решение этой проблемы остается наиболее сложным и злободневным.

Уже говорилось, что некоторые теоретические разработки по начальному периоду войны в конце 30-х годов были значительно богаче, чем они воплощались на практике. Не все научные достижения были полностью реализованы и по другим вопросам. Эта проблема не снята с повестки дня и в наше время.

Решающее значение в этой области имеют компетентность и интерес к новым положениям науки со стороны руководящих кадров. Г.К. Жуко�� оставил н��м великий пример, как надо самостоятельно овладевать военными ��наниями. Если руководитель любого ранга не стоит на вершине научных знаний, не утруждает себя чтением военной литературы, он не в состоянии воспринять их и тем более проводить в жизнь. В военном деле этот вопрос стоит особенно остро, ибо практически на военной службе любое новое положение, любое новое начинание можно осуществить на том или ином участке работы только с согласия и одобрения старшего начальника. И с этой точки зрения повышение требовательности к обучению и воспитанию кадров, приобщение их к военно-научной работе имеют огромное значение. Даже консервативно мыслящий человек в наши дни уже понимает, что, например, Суворов, Фрунзе, Жуков были правы. Но вся беда в том, что они не смогут понять правоту первооткрывателей современных идей.

Поэтому, признавая неизбежность и закономерность борьбы нового со старым, надо бы подумать и о том, какими путями в современных условиях лучше воспитывать у военных кадров широту мышления, творчество, умение понимать и воспринимать все то новое, что выдвигает жизнь. В век научно-технического прогресса это одна из самых важных и принципиальных проблем.

Особенно актуальная и трудная задача — это реализация и внедрение в практику не просто научных идей, а идей, обращенных в будущее, умение находить и применять на практике сегодняшнего дня те их положения, которые находятся еще в тени, но имеют перспективу роста и развития.

Война, боевая обстановка быстрее и более очевидно обнажает новые явления, часто вынуждая с ними считаться. Но, если наша новая Российская армия, как и братские армии других государств СНГ, стремится решать в будущем боевые задачи с меньшими издержками, чем в прошлом, нужно прозорливость вырабатывать у руководящих кадров еще в мирное время.

Таким образом, вся история отечественной военной теории и практики свидетельствует о том, что на важнейших этапах они в основном соответствовали своему назначению и сыграли важную роль в достижении победы в Великой Отечественной войне и в обеспечении надежной обороны в послевоенные годы. Было и немало упущений, ошибок, произвола, нежелания некоторых руководителей считаться со знаниями и опытом профессионально подготовленных людей, что должно служить уроком на будущее. Один из этих уроков и выводов состоит в том, что военная история и теория не должны идеологизироваться и замыкаться в пределах заранее заданных мировоззренческих концепций. Они будут жизненными только в том случае, если будут объективно изучать реальную действительность в прошлом и настоящем во всей ее сложной противоречивости, опираясь на весь военный опыт, накопленный в человеческом обществе, и с учетом перспектив развития военного дела.

В связи с этим вызывает озабоченность стремление некоторых современных политических и военных деятелей СНГ решать новые оборонные задачи почти в полном отрыве от всего предшествующего опыта. Несмотря на все благие, революционные помыслы, это может привести лишь к повторению старых ошибок в ухудшенном и более отягощающем виде.

Г.К. Жуков предостерег руководящий состав от чванливого отношения к военной науке зарубежных стран. Последующая жизнь убедительно показала, что законы войны, условия ее ведения объективно едины для обеих сторон, участвующих в военном противоборстве. Наряду с отечественным опытом и национальной спецификой, военная наука впитывает в себя опыт и знания, накопленные в разных странах и имеют много общего и схожего между собой. Поэтому желательно, чтобы наши офицеры более широко и объективно изучали военную историю и современное военное искусство различных зарубежных стран, и прежде всего США, Германии, Великобритании, Франции, Китая, Индии, Японии и других государств. Если Российская армия и армии других стран СНГ не хотят отстать, нужно принимать срочные меры к возобновлению издания зарубежной и отечественной военной литературы.

3. Ближайшие перспективы развития

военного искусства

Одно из важнейших изменений в военном искусстве в современных условиях, что так прозорливо предвидел Г.К. Жуков, состоит в том, что ядерное оружие превращается из оружия поля боя в средство стратегического сдерживания противника. Вместе с тем для ослабленной России ядерное оружие остается решающим средством обеспечения военной безопасности.

Г.К. Жуков завещал нам внимательно следить за тенденциями развития военного искусства.

В целом теория ядерной войны изживает себя, и ведущие государства все больший упор делают на подготовку своих армий и флотов к проведению вооруженной борьбы в условиях использования обычного оружия, но с учетом постоянной угрозы возможного применения ядерного оружия. При возросших поражающих свойствах современного и тем более перспективного оружия и обычная война (без применения ядерного оружия) носила бы более истребительный и разрушительный характер. Большую опасность представляет разрушение атомных электростанций, химических и других подобных объектов.

Строительство и подготовку вооруженных сил ведущие государства будут стремиться проводить с учетом обеспечения их готовности к решению задач в крупномасштабной войне. Ибо практически невозможно сегодня строить армию только применительно к локальным войнам и конфликтам, а завтра вдруг перестроить ее для других задач. В связи с этим основы для решения крупных задач будут закладываться изначально.

Вместе с тем совершенно очевидно, что в современных условиях и в ближайшем будущем наиболее вероятна угроза возникновения локальных войн и конфликтов. Поэтому требуется первоочередная готовность армий и флотов к решению задач в локальных войнах. В связи с этим возрастает роль мобильных сил. Но обойтись только этими силами не удастся. Мобильные силы (например, воздушно-десантные войска) могут вести самостоятельные боевые действия лишь в ограниченное время и в последующем нуждаются в усилении. США имеют сильные группировки передового базирования, поддержанные стратегической авиацией и военно-морскими силами, но и их придется усиливать.

Если говорить применительно к России, то при существующем ее геополитическом положении, больших пространствах, слабо оборудованных коммуникациях и недостатке воздушных, морских и наземных транспортных средств переброска мобильных сил в угрожаемые районы потребует значительного времени. Учитывая все это и с целью гарантирования от всякого рода случайностей целесообразно, кроме мобильных сил, на важнейших направлениях иметь минимально необходимые группировки войск, авиации, сил и средств ПВО. Да и в локальных войнах не всегда можно обойтись только мобильными силами. Как показывает опыт, и для решения боевых задач в локальных войнах порой надо иметь достаточно крупные силы, как это было в корейской войне 50-х гг. или войне в районе Персидского залива в 1991 г.

Говоря об изменениях в характере вооруженной борьбы, приходится по-новому взглянуть и на соотношение присущих ей прямых и непрямых действий.

Еще китайский военный мыслитель Сунь-Цзы утверждал, что тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь, берет чужие крепости, не осаждая, сокрушает чужие государства, не держа долго свое войско. Да и войны XV—XVIII вв. в Западной Европе больше напоминали учебные маневры, чем военные действия, ибо соперники старались избегать сражений, которые привели бы к потере дорогостоящих наемных армий. Но положение изменилось с появлением массовых армий, формируемых на основе всеобщей воинской повинности. Обобщая опыт наполеоновских войн и действий русской армии, Клаузевиц и Жомини приходили к выводу, что не бесплодное маневрирование и захват территории определяют исход войны, а уничтожение вооруженных сил противника является конечной стратегической целью национальной войны. Клаузевиц в своем знаменитом труде “О войне” доказывал, что война обладает одним средством — боем, сражением, что только крупные сражения общего характера дают крупные результаты. “...Уничтожение, — писал он, — неприятельских вооруженных сил лежит в основе всех военных действий... Кровавое разрешение кризиса, стремление к уничтожению неприятельских вооруженных сил — первородный сын войны”.

Эти положения, в основном верные для своего времени, в ХIХ-ХХ вв. стали доминирующими. Продолжатели учения Клаузевица, особенно Мольтке, Шлиффен, Людендорф, Фош, а позже и советские военные теоретики, превратили его идеи о решающем значении боя и сражения в само��ель, доведя ее до теории “абсолютной”, “тотальной” войны, отод��иг��я на в��орой план все другие методы достижения победы. Вторая мировая война из-за непримиримости и решительности политических и стратегических целей вылилась в большое количество ожесточенных сражений, и без них практически невозможно было обойтись. Правда, в ряде случаев удавалось освобождать страны без кровопролитных боев, например, Румынию, Болгарию, без больших разрушений были освобождены Краков и промышленный район Катовице и некоторые другие территории.

После второй мировой войны одним из первых среди военных теоретиков выступил против концепции тотальной войны Лиддел Гарт в книге “Стратегия непрямых действий”. В частности, он писал, что приверженность к стратегии тотальной войны — “это отрицание искусства управления государством и разумной стратегии, которая старается служить целям политики”. Главная идея его книги состояла в необходимости отказа от принципов тотальной войны и возрождения в политике и военном искусстве стратегии непрямых действий. Он подчеркивал, что “стратегия будет наиболее совершенной, если она обеспечит достижение цели без серьезных боевых действий”. Мысль о необходимости большей гибкости военного искусства, сочетания различного характера действий высказывал и выдающийся военный русский теоретик А.Свечин. Правда, стратегию непрямых действий Лиддел Гарт рассматривал чрезмерно расширительно, имея в виду при этом: уклонение от решительных сражений и выжидание промахов противника, отказ от фронтальных действий и нанесение внезапного удара по слабым местам противника с маловероятного направления, признание решающего значения маневрирования на театре военных действий, политические мероприятия по подрыву тыла противника, применение хитрости, новых способов борьбы и др. По существу, все важнейшие принципы военного искусства, умелое их применение относились к непрямым действиям, которые широко применялись и в период второй мировой войны.

В целом, несмотря на некоторое утрирование и расширительное толкование стратегии непрямых действий, книга Лиддела Гарта подталкивала к критическому подходу к опыту тотальных войн XX в. и более широкому взгляду на весь накопленный военной историей разнообразный арсенал политического и военного искусства,

С УЧЕТОМ изменившихся условий возникновения и ведения войн в наше время гибкость военно-политических и стратегических действий и использование более разнообразных способов прямых и непрямых действий становятся особенно актуальными и перспективными. Причем надо полагать, что удельный вес непрямых действий будет все больше возрастать. Этому будут способствовать и ядерное сдерживание, и стремление к максимальному сбережению профессиональных армий, отказ от прямой поддержки противостоящих сторон в конфликтах великими державами. Вместе с тем все большее значение придается подрывным действиям против других стран.

Дж. Кеннан еще в 1954 г. пришел к заключению, что “советская проблема” не может быть решена чисто военными средствами, и призвал к поиску более гибких форм и методов для достижения целей Соединенных Штатов на международной арене. В конечном счете именно эти формы и методы борьбы против Советского Союза и других стран Варшавского Договора, наряду с сопутствующими внутренними факторами в этих странах, привели к крушению социалистической системы. Некоторые специалисты полагают даже, что мир вступает в период войн нового поколения, направленных не столько на непосредственное уничтожение противника, сколько на подрыв его военной мощи изнутри.

В современных условиях непрямые действия могут выражаться прежде всего в политических усилиях по предотвращению войн и военных конфликтов. Поскольку крупномасштабная война скорее всего может возникнуть в результате постепенного втягивания государств в военные конфликты и их разрастания, упреждающие политические и военные акции по их предупреждению и локализации могут иметь решающее значение для предотвращения войны.

На этом этапе, кроме политических мер, важное значение могут иметь широко применяемые в последнее время экономические санкции: морская, воздушная и наземная блокада путей сообщения, демонстрация силы, выделение миротворческих сил для разъединения сторон и другие способы действий.

В случае, если все эти меры не приносят положительного результата, и военные действия становятся неизбежными, наиболее важно обеспечение внезапности действий путем тщательной маскировки основного способа своих действий и проведение дезинформации противника.

Активным военным действиям сухопутных войск могут предшествовать массированные удары авиации и военно-морских сил с целью нанести огневое поражение и сломить волю противника к сопротивлениию. После или в процессе нанесения огневых ударов противнику может быть предъявлен ультиматум о сдаче или предложены определенные компромиссные условия разрешения конфликта. Основные группировки сухопутных войск, которые обычно несут наибольшие потери, целесообразно вводить в завещанные Клаузевицем кровопролитные сражения только после того, как основные огневые средства и важнейшие объекты противника будут надежно подавлены или уничтожены.

В ОБЛИКЕ вооруженной борьбы будущего возникают некоторые другие новые аспекты. Что же может измениться, какие наиболее важные преобразования могут произойти в будущем в способах подготовки и ведения вооруженной борьбы? Если попытаться охарактеризовать их в самом сжатом и обобщенном виде, то ожидаемые новые явления можно свести к следующему:

Во-первых, наиболее существенные изменения будут касаться не только и не столько внешних показателей вооруженной борьбы, о чем прежде всего принято говорить, хотя и в них немало меняется. Главные изменения, делающие вооруженную борьбу будущего непохожей на предыдущие, вытекают из ее внутреннего содержания, где будут спрессованы действия различных видов вооруженных сил и родов войск, выполняющих огромное количество сложнейших, взаимосвязанных стратегических и оперативно-тактических задач. Причем действия стратегических средств, наземные, воздушные и морские бои и сражения будут оказывать влияние на общий ход военных действий не только по вертикали (от стратегии к тактике и наоборот), как в прошлом, но и по многим другим направлениям.

Основные задачи по разгрому противника будут решаться не в ходе столкновения передовых частей, а путем огневого поражения издалека. В результате все бои и сражения приобретут рассредоточенный, объемный характер, охватывая все сферы военных действий по фронту, глубине и высоте. Резко возрастет интенсивность мощи огневого воздействия на всех участников войны, вызывая небывалые, возможно, уже предельные нервно-психологические нагрузки.

Новизна вооруженной борьбы будущего будет вытекать также из внутренней насыщенности, напряженности и динамичности боевых действий и общего накала боевого противоборства сторон.

Во-вторых, возрастает влияние оружия, особенно ядерного, на определение политических и стратегических целей. Повышается роль обычного стратегического оружия как решающего средства ведения войны, обеспечивающего непосредственное достижение стратегических результатов.

В-третьих, увеличивается пространственный размах вооруженной борьбы. Оружие будущего и возросшие боевые возможности вооруженных сил позволяют наносить мощные удары на всю глубину расположения воюющих государств и их военных объектов, осуществляя не только последовательное, как прежде, но и одновременное поражение его важнейших группировок. Если во вторую мировую войну США и некоторые воевавшие страны Британского содружества (например, Индия) или во время войны в районе Персидского залива базы многонациональных сил в Европе и на территории США, на островах в Индийском океане оставались вне воздействия противника, то в будущей войне с технически оснащенным сильным противником все базы и объекты в самых отдаленных районах будут подвергаться ракетным и авиационным ударам. И практически понятия “фронт” и “тыл” будут носить довольно условный характер.

В-четвертых, необходимость согласования усилий всех видов вооруженных сил и родов войск требует совместного их применения в системе единых стратегических операций. Участие в вооруженной борьбе большого количества разнообразного оружия и техники делает сражение будущего исключительно сложным, создавая новые условия их применения и взаимодействия.

Быстрое развитие передовых техн��логий увеличит военно-технический разрыв между ведущими ��осуд��рствами и другими странами. Поэтому военное искусство должно быть рассчитано не только на вооруженную борьбу примерно равных в техническом отношении противников, но и на разный уровень их технического оснащения.

В-пятых, из трех важнейших элементов боя и сражения — огонь, удар и маневр — резко повышается значение огневого поражения, которое должно более надежно подготавливать удар, увеличивать силу удара, не вынуждая войска, как в прошлом, ценой больших потерь одолевать противника. Причем вторые эшелоны, резервы будут поражаться, как правило, еще до их подхода к полю сражения.

Решающие сражения будут происходить не только на земле, на море, но и в воздухе, и в целом операции и боевые действия будут носить воздушно-наземный характер, когда огневые и электронные удары наземными и авиационными средствами по всей глубине расположения противника будут сочетаться с многократной высадкой и проникновением в глубину обороны противника аэромобильных частей, осуществляющих удары не только с фронта, флангов, но и с разных направлений в тылу противника. В целом операции и боевые действия будут развиваться стремительно, без наличия сплошных фронтов, или лишь при временной их стабилизации, носить высокоманевренный характер.

Большие изменения будут происходить в характере начального периода войны, в способах подготовки и ведения наступательных и оборонительных операций, ведении встречных сражений, в способах осуществления огневого поражения, совершения маневра и в новом подходе к созданию необходимых плотностей сил и средств, сосредоточению основных усилий на решающих направлениях.

Быстрые и резкие изменения обстановки, внедрение автоматизированных систем управления усложняют и в корне преобразуют деятельность командующих, командиров и штабов по управлению войсками и силами флотов. Намечается тенденция к дальнейшему увеличению потерь в личном составе и боевой технике.

Наряду с изложенным, в литературе, посвященной характеру будущих войн, немало и явно надуманных, легковесных, нежизненных суждений. Так, объявляются бессмысленными разрабатываемые генеральными штабами планы обороны не только в ядерной, но и в обычной войне. Единственно разумный подход теперь, оказывается, состоит в том, чтобы признать невозможность победы в любой будущей войне. При этом самый большой недостаток разрабатываемых генштабами планов и сценариев войны видится в том, что они не предусматривают поражения своего государства. Военное искусство в будущем должно придерживаться “ненаступательной обороны”, отказаться от всяких наступательных действий и попыток оккупации неприятельской территории.

Не делается даже попытка как-то ответить на вопрос: как можно без наступления, оставаясь в обороне, освободить захваченную агрессором территорию своей страны, восстановить ее суверенитет? Подобные суждения, независимо от желания их авторов, это не что иное как идеология поощрения потенциальных агрессоров и капитуляции перед ними, лишающая миролюбивые государства потенциала сдерживания, предотвращения войны, не имеющая ничего общего с интересами обеспечения ни национальной, ни глобальной безопасности.

Но в реальной действительности войны шли и идут, одерживаются победы и случаются поражения, как это было в районе Персидского залива в 1991 г. или происходит в наши дни на Кавказе, Балканах, Таджикистане. И в этих условиях думать, что стоит одной из сторон отказаться от войны и ее не будет, утверждать, что отказ от победы в войне — самый верный путь к безопасному миру — это значит полностью оторваться от реальной жизни и жить в мире грез и фантазий.

ГОВОРЯ об элементах преемственности в развитии военного искусства следует подчеркнуть, что, конечно, в общей постановке нет “вечных” и неизменных принципов, но есть принципы военного искусства (например, внезапности действий, массирования сил на решающих направлениях и др.), которые в своей сущности живут уже несколько тысячелетий и, видимо, будут жить еще долго. Но по мере развития военного искусства эти общеизвестные принципы будут наполняться новым содержанием и новым смыслом, будут меняться формы и способы их реализации при подготовке и ведении военных действий.

Так, в известной книге “Военная стратегия” под редакцией В. Соколовского, против некоторых выводов, сделанных в ней, возражал и Г.К. Жуков, говорилось, что целый ряд известных принципов, норм и правил, которые прежде считались руководящими для военной стратегии, подвергаются ныне коренному пересмотру или вовсе утрачивают свое значение. К ним авторы относили принципы сосредоточения сил и средств на решающем направлении, экономии сил, частной победы. Они полагали, что во многом утратили свое значение стратегическое развертывание, стратегическое наступление, стратегическая оборона, стратегический маневр и другие основополагающие понятия теории стратегии. Но все же основные принципы не теряют своего значения.

Например, существующий с давних времен принцип сосредоточения сил и средств на решающем направлении в новых условиях должен осуществляться не методом стягивания большого количества войск на избранное направление, а, главным образом, путем массирования средств поражения. Жуков еще в 1957 г. говорил, что, если даже придется сосредоточивать крупные группировки войск, то лишь на короткое время и путем стремительного выдвижения с разных направлений.

Это относится также к стратегическому маневру силами и средствами в ходе войны. Появление новых средств поражения не только не отменяет, но еще больше повышает значение стратегических резервов и необходимость маневра ими во время войны. Однако при этом вопросы рассредоточения войск и сил флота, мероприятия по защите их от оружия массового поражения противника не могут решаться прежними способами и должны осуществляться с учетом новых требований.

Исход войны в будущем в значительно большей мере, чем прежде, будет зависеть от количества и эффективности усилий, приложенных в самом начале войны, однако стратегический принцип экономии сил в целом сохраняется, поскольку трудно рассчитывать на скоротечность войны между крупными государствами с их огромными потенциальными возможностями. Поэтому необходимо быть готовым также к сравнительно длительной, упорной и ожесточенной вооруженной борьбе.

Одной из самых главных и трудных задач являются предвидение возможного характера действий агрессора в самом начале войны и разработка соответствующих способов наращивания боевой готовности и стратегического развертывания вооруженных сил. В книге “Военная стратегия” по этому поводу сказано: “Существовавшее вплоть до второй мировой войны представление о стратегическом развертывании Вооруженных Сил как о комплексе последовательно и планомерно осуществляемых мероприятий по прикрытию, отмобилизованию, сосредоточению и развертыванию вооруженных сил на театре военных действий, которые проводятся в угрожаемый период или с началом войны, сейчас явно устарело. В современных условиях большинство этих мероприятий может осуществляться заблаговременно, а в угрожаемый период только завершаться”. (Подобные взгляды в последнее время реанимируются.)

Такая рекомендация, в принципе, не вызывает возражений. Когда есть возможность, конечно, к этому надо стремиться. Но, будучи правильной теоретически, в практическом плане эта рекомендация не учитывает всей сложности решения задачи, напоминая требование одного начальника пожарной команды, чтобы его команда прибывала на пожар на один час раньше его начала.

Во-первых, при таком подходе не учитывается, что агрессивные государства делают обычно основную ставку в войне на внезапность нападения без предварительного развертывания всех необходимых для этого сил и средств. Во-вторых, заблаговременное стратегическое развертывание вооруженных сил до начала войны, несмотря на всю его выгодность в чисто военном отношении, не всегда бывает можно осуществить по политическим соображениям. Мобилизация, не говоря уже о всем комплексе мероприятий по стратегическому развертыванию, всегда считалась равносильной состоянию войны, и поворот от нее назад, к мирному положению, очень трудно осуществим.

Учитывая все это, система стратегического развертывания не может ориентироваться однозначно только на один из наиболее выгодных вариантов, а должна быть более гибкой и обеспечивать организованное развертывание войск (сил) в любых условиях развязывания войны агрессорами.

С учетом изложенного, стратегическое построение вооруженных сил должно обеспечивать быстрое их реагирование на любые военные конфликты и другие агрессивные акции. Оно, как правило, будет включать войска прикрытия (передового базирования), мобильные силы и резервы. При этой системе нет надобности заранее приковывать крупные силы к важнейшим стратегическим направлениям, поскольку основные силы будут находиться в некоторой глубине, в готовности быстро выдвинуться на угрожаемые направления.

Надо полагать, что в будущем еще больше повысится роль начального периода войны, который может явиться основным и решающим, во многом предопределяющим исход всей войны. В отличие от прошлого, война не обязательно может начинаться с вторжения сухопутных группировок, больше того, она может начаться еще до того, как сухопутные войска будут полностью сосредоточены и развернуты на ТВД.

Война может начаться с проведения довольно длительной воздушной операции или даже кампании (состоящей из целого ряда воздушных операций), в которой военно-воздушные и военно-морские силы будут вначале наносить массированные бомбовые, ракетные и радиоэлектронные удары прежде всего по авиации, ракетным войскам и военно-морским силам противника, его системе ПВО, пунктам управления, промышленным и другим важнейшим объектам, а в последующем и по основным группировкам сухопутных войск. Авиация и военно-морские силы могут выполнять эти задачи с удаленных районов базирования, а также без предварительного полного сосредоточения на ТВД.

Самолеты и корабли ВМС будут доходить лишь до рубежей пуска крылатых ракет. Последние могут автоматически находить и поражать цели на любой глубине территории противника. В результате вся воюющая сторона может превратиться в сплошное поле сражения. Все это будет создавать условия для достижения большей внезапности действий.

Под прикрытием массированных ударов авиации и военно-морских сил будет осуществляться переброска и сосредоточение общевойсковых (сухопутных) объединений и соединений, наступление которых может начаться лишь после сокрушительного подавления противника, с тем чтобы лишить его возможности к организованному сопротивлению. Такой способ действий диктуется еще и тем, что очень дорогостоящую регулярную профессиональную армию — весьма чувствительную к большим потерям — будут всемерно беречь, стремясь, как правило, создавать благоприятные условия для ее применения.

Некоторые военные эксперты, занимающиеся прогнозированием перспектив развития способов вооруженной борьбы, высказывают предположения, что в будущем в ряде случаев применение сухопутных войск, захват и оккупация территории противника и не потребуются. В тех случаях, когда в результате проведения мощных воздушных операций противник будет действительно основательно надломлен и капитулирует, такой вариант исключать нельзя. Но в большинстве случаев в войне против сильного противника завершение войны без применения сухопутных войск мало вероятно. Наглядный пример тому — война в районе Персидского залива в 1991 году. Ирак формально капитулировал, но без занятия его территории сухопутными войсками многие военно-политические цели, ради которых США и их союзники начинали войну, остались недостигнутыми. Поражение противника может закрепить и сделать невозможным его дальнейшее сопротивление — только вторжение сухопутных войск при поддержке ВВС и ВМС.

Дело еще в том, что в ходе войны с сильным и активным противником трудно рассчитывать выиграть войну лишь одними ударами с воздуха. Для разгрома крупных группировок противника могут потребоваться длительные и напряженные усилия, проведение ряда последовательных операций и сочетание различных способов вооруженной борьбы. В связи с этим и в будущем, видимо, не потеряют своего значения такие формы стратегических действий, как стратегическое наступление и стратегическая оборона с учетом, конечно, новых способов их подготовки и ведения.

Когда война уже развязана, у самого миролюбивого государства политика меняется, она подчиняется интересам ведения войны и защиты Отечества, что предопределяет и способы применения вооруженных сил в условиях начавшейся войны. Любая армия, во имя отражения агрессии и защиты своей страны от смертельной опасности, будет действовать такими способами, какие потребуются в той или иной конкретной обстановке, исходя прежде всего из оперативно-стратегической целесообразности и используя весь арсенал военного искусства. Поэтому появившиеся в последнее время в России предложения о необходимости еще до войны законодательно определить способы военных действий, которые должны применять вооруженные силы во время войны, представляются просто наивными.

ИНТЕРЕСЫ обороны миролюбивой страны требуют, исключая нанесение первого удара со своей стороны, обучать войска и оборонительным, и наступательным действиям, как это делается в армиях НАТО, Китая и других стран.

Причем и при оборонительном характере военной доктрины, ориентируясь в основном на ответные, оборонительные действия в начале войны, нельзя исключать и такого варианта, когда в случае явной угрозы агрессии при хорошо поставленной разведке и заблаговременном принятии решения на стратегическое развертывание может быть осуществлен немедленный переход в ответное наступление с началом агрессии противника.

Но приходится считаться и с тем, что в начале войны для миролюбивой страны, вероятнее всего, первыми будут оборонительные операции. Поэтому наряду с совершенствованием наступательных действий в современных условиях требуется более основательная подготовка органов управления и войск к ведению оборонительных операций.

Как известно, за недооценку обороны Советская Армия жестоко поплатилась в 1941 и в 1942 гг. Стратегическая оборона под Курском, предпринятая по инициативе Г.К. Жукова, опыт этой битвы убедительно показали правомерность обороны в стратегическом масштабе при определенных условиях.

В современных условиях при наличии мощных средств огневого поражения и высокой маневренности войск и авиации наступающий, владея инициативой, имеет возможность создавать многократное, подавляющее превосходство на избранных направлениях, и для парирования его глубоких прорывов нужны достаточно крупные силы. Поэтому, как показал опыт войны, для проведения оборонительной операции, рассчитанной на успешное отражение и срыв крупного наступления противника, требуется ненамного меньше сил и средств, чем для наступления.

Говоря о проблемах наступательных и оборонительных операций, следует учитывать, что все более отчетливо проявляется тенденция дальнейшего сближения способов действий войск в наступлении и в обороне. Причем современное наступление представляется как сочетание огневых ударов, стремительного продвижения танков и бронированной пехоты, поддерживаемых авиацией и боевыми вертолетами с воздуха, дерзких действий воздушных десантов в глубине обороны и на флангах противостоящих группировок. В отличие от наступления периода второй мировой войны, как отмечал Г.К. Жуков на военно-научной конференции в 1957 г., это будет не последовательное продвижение войск от рубежа к рубежу, а более решительное одновременное поражение противника на всю глубину его построения.

ВОЗНИКАЮТ существенные особенности боевых действий в локальных войнах и военных конфликтах. В таких войнах преобладающее значение приобретают социально-политические аспекты. Для разрешения конфликтов, особенно когда речь идет о национально-освободительных движениях и гражданских войнах, ведущими, определяющими должны быть социально-политические мероприятия по урегулированию конфликта, обеспечение их поддержки основной частью населения. Обычно безнадежными являются стремление внешних сил вмешиваться во внутренние дела других народов и государств, однозначная поддержка лишь одной из противоборствующих сторон. Урегулирование конфликтов возможно лишь путем учета интересов и примирения борющихся сторон.

Опыт войн во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, в Афганистане, а в последнее время в Югославии, Сомали и других регионах наглядно показывает, что применение военной силы без надлежащих политических мер урегулирования, жестокие бомбардировки и репрессивные акции не только против вооруженных формирований, но и мирного населения только усугубляют, расширяют конфликты и придают им затяжной, а порой и неразрешимый характер.

С точки зрения военной, боевые действия в ходе военных конфл��ктов будут и в будущем носить очаговый характер. Не всегда бу��ет иметь место четко очерченная линия фронта, и действия войск осложняются перемешанностью вооруженных формирований с местным населением. Действия авиации противника возможны с различных, самых неожиданных направлений. Снабжение войск и все виды боевого, материального и технического обеспечения иногда придется осуществлять в условиях нарушенных коммуникаций. Потребуется четкая организация управления и взаимодействия войск прикрытия и перебрасываемых мобильных сил, а также сухопутных группировок с участвующими в боевых действиях соединениями ВВС, войск ПВО и военно-морских сил. В военном искусстве возникают и некоторые другие новые тенденции, за которыми надо внимательно следить.

Переход в начало сайта

 ...