|
Крестьянский бунт - под рубрикой 'Утрата' (26 октября - 1 ноября 2005 г., /44 /6045/, стр. 3, Литературная газета), на сайте www.lgz.ru этот текст не был опубликован. О значимости Александра Николаевича Яковлева как политика необходимо судить с высот всей российской истории XX века, отвлекаясь от всей мишуры, хлопот и хитростей бытия, связанных с политическим выживанием человека, сначала власть имевшего, но затем власть и влияние потерявшего. Яковлев как архитектор и мотор перестройки, избавляющий Россию от, как он говорил, 'химеры марксизма', и Яковлев как адвокат 'либеральной партии', вынужденный защищать тех, кого он ещё в начале 1993 года упорно называл 'демократической шантрапой', - это разные люди. Яковлев интересен как знаковая, провиденциальная фигура, как сын русской деревни, как сын русской ярославской крестьянки, взломавший советскую систему, отомстивший ей за муки коллективизации, за уничтожение русского землепашца как породы людей. Кстати, судьба Яковлева опровергает распространённую ныне точку зрения, что этнические русские не бывают субъектами своей истории. Бывают, правда, редко. Не диссиденты, не отказники, не Андрей Сахаров, а многоопытный аппаратчик Яковлев совершил великую контрреволюцию, завершил начатый в 1917 году большевистский эксперимент над народами России. Советская система, где не было реальной оппозиции, где ничего не осталось от старой белой России, могла быть сломлена только сверху, самой советской властью, самими жрецами марксистской веры. Тем более что все наши диссиденты и правозащитники, включая и Андрея Сахарова, и членов его кружка, были левыми, поклонниками марксистской идеи. И наивно обвинять Яковлева в 'измене идеалам революции'. Не мог здравый, вменяемый сын деревни не знать, не видеть, что троцкистско-сталинская коллективизация была преступлением, что так называемый 'коллективный труд на земле' по природе не может быть эффективным. Яковлев был не просто здравомыслящим человеком, он, несомненно, обладал крепким крестьянским умом. На то и крестьянская хитрость, смекалка, чтобы выжить в обстоятельствах, которые ты не в состоянии изменить. Сын симбирского дворянина Владимир Ульянов и сын новороссийского землевладельца Лев Бронштейн создали советскую систему, а сын ярославской крестьянки Александр Яковлев её разрушил. Так выглядит история России в XX веке в лицах. Конечно, и Михаил Горбачёв - сын крестьянки. Конечно, не будь Горбачёва. Яковлев не выполнил бы свою важную, белую, провидческую миссию. Но как человек, проработавший значительное время (с сентября 1988 года) под непосредственным руководством Яковлева в ЦК КПСС, а потом одновременно и с Михаилом Сергеевичем и с Александром Николаевичем в 'Горбачёв-фонде', могу сказать, что эти два главных архитектора перестройки по-разному видели контуры возводимого ими здания. Сейчас Горбачёв в некоторых своих лекциях за рубежом говорят, что перестройка была направлена против 'коммунистического тоталитаризма. Но правда состоит в том, что Горбачёв, по крайней мере до 1991 года, верил, что советскую систему можно соединить с демократией и со свободными выборами, что отмена цензуры только укрепит позиции марксистов и марксистско-ленинской мысли. А Яковлев, ещё во время нашей первой встречи в марте 1986 года в своём кабинете секретаря ЦК КПСС по идеологии, давал мне, сотруднику ИЭМСС /Институт экономики мировой социалистической системы/ Академии наук СССР, задания написать 'откровенную' записку о реальных причинах 'низкой экономической и социальной эффективности общественной организации производства', об изъянах методологии 'однообразия' и 'уравниловки'. Правда, тогда, в 1986 году, слово 'марксистской' методологии единообразия не было произнесено. Но уже через два года, в конце сентября 1988-го, я, консультант международного отдела ЦК КПСС, получил от своего руководителя, секретаря ЦК КПСС, члена Политбюро Яковлева, задание: дать обзор всей антимарксистской литературы второй половины XIX - начала XX века, изданной на русском языке, систематизировать все основные 'методологические просчёты, изъяны, ошибки марксистской доктрины'. 'Настало время сказать, что марксизм был с самого начала утопией и ошибкой'. Этой фразой он завершил тогда нашу встречу. Кто-то сказал мне, что Яковлев не любил Александра Солженицына. Не знаю. Но точно знаю, что он, как и автор 'Архипелага ГУЛАГ', был убеждён, что 'марксистская химера' погубила, покалечила Россию. В беседах со мной Яковлев особо выпячивал нравственные изъяны марксизма, его апологию революционного террора, его негативное отношение к христианской морали. Несомненно, Александр Яковлев - сложная, многоплановая фигура. Мне до сих пор трудно понять, что побудило его изменить своё первоначально негативное, крайне негативное отношение к суду над КПСС и стать в конце концов его активным участником. Что-то было вымученное, поддельное в его нарочитой 'политкорректности', в его постоянных 'разоблачениях' русской 'ксенофобии', российского 'антисемитизма'. В своих биографических откровениях и воспоминаниях о детстве, которые я выслушивал зимними вечерами конца 1988 - начала 1989 гг., Яковлев, например, говорил мне о прямо противоположном, о том, что русские в отличие от украинцев и поляков свободны от проявлений юдофобии. В любом случае, нет никаких оснований относить Яковлева к когорте 'шестидесятников'. Все 'шестидесятники', и особенно их наиболее яркий и влиятельный представитель Егор Яковлев, были ленинцами, все они обвиняли Сталина в том, что он 'погубил идеалы Октября'. Всем 'шестидесятникам' без исключения, как когда-то сказал Булат Окуджава, не было 'жаль старой России'. Все 'шестидесятники', как ленинцы и атеисты, были заклятыми противниками Русской православной церкви в частности и православия в общем. Все наши 'шестидесятники' не любили и не любят русскую религиозную философию. Александр Яковлев как политик и личность не укладывается в главном в эту мировоззренческую схему 'шестидесятничества'. Он, конечно, как и все 'шестидесятники', любил критиковать патриотов. Но он не разделял никаких сантиментов по поводу Ленина и Октября. По инициативе Яковлева, правда, с одобрения Егора Лигачёва, СССР шумно отпраздновал в 1989 году тысячелетие крещения Руси. По инициативе Яковлева впервые за семьдесят лет советской власти были изданы, стали доступны для населения главные произведения русской религиозной философии. Он в отличие от многих 'шестидесятников' был принципиальным противником распада СССР, противником идеи 'суверенитета РСФСР'. Он не любил Бориса Ельцина, был его скрытым противником. Как поистине историческая фигура он не укладывается ни в 'либеральную икону', ни в 'сатанистский образ', живописуемый его врагами. Он является такой же противоречивой и драматической фигурой, какой была наша советская эпоха. Ангелов советская система не рождала по определению. Но тем не менее всему, что в нашей жизни сегодня есть нормального - свободе слова, мысли, совести, свободе от железного занавеса, праву на историческую, национальную память и многим другим политическим благам, мы обязаны во многом Александру Яковлеву'. Александр ЦИПКО |