МИРОШНИЧЕНКО Геннадий Георгиевич

(Геннадий Мир)

Автобиография

Ноябрь 2002 года

Моя жизнь сама собой разделилась на несколько периодов.

Первый: тяжёлая болезнь в детстве, результатом которой стало понимание существования Бога и преодоления себя. Тогда появилось желание стать писателем, что совершенно не приветствовали мои школьные учителя. В этот период мне помогали Высшие Силы.

Второй: постепенное накапливание смысловой информации о необычных знаниях человечества и уникального опыта. Это период продлился вплоть до самого ареста. Как я понимаю, нереализация этих знаний в книгах и явилась основной причиной моего ареста. Высшие Силы рассердились на меня за моё бездействие.

Третий: период лишения свободы в течение нескольких лет, когда были написаны стихи из неволи и сформулировано новое научное философское мировоззрение жизнеутверждения, заложившее основы критериальной (духовной) психологии, альтернативной системной медицины, критериологии, новому, критериальному, типу мышления.

Четвёртый: период, который начался недавно. Я его называю периодом открытий: осмысления и прогноза Истоков Жизни.

Видимая часть моей биографии

Родился в семье рабочих в 1942 году. Папа был рожден в Одессе, мама из рода Шевченко. Окончил среднюю школу в маленьком городке Тульской области— в Болохове. Тут же проявил свою любознательность. И хотя я так же, как и многие другие ребята, играл в футбол, проводил время на улице, параллельно конструировал разные механизмы, собирал радиоприёмники, модели самолетов. Мечтал стать лётчиком. Но здоровье было слабое, а близорукость сильная, и с мечтою пришлось расстаться. Однако, тема полётов прошла через всю мою жизнь красной нитью: от моделей самолётов— к учёбе на закрытом факультете "Системы управления летательными аппаратами"; к фазе полёта в беге, к медитативной левитации и, наконец, к полёту мысли и ощущений в пространстве и во времени— в прогнозе будущего человечества.

В школе самое сильное влияние на меня оказал роман "Как закалялась сталь" Николая Островского, потому что он учил преодолевать болезнь. Из людей, с которыми я общался,— это мои учителя: учитель биологии, истории и химии Сергей Антонович Молоков и учитель немецкого языка Александр Александрович Орлов. Оба они участвовали в Великой Отечественной Войне. Сергей Антонович мальчишкой был в партизанском отряде в Белоруссии, а Сан Саныч, как мы его называли, всю войну провел в Берлине в качестве разведчика, о чем все узнали лишь после его смерти. По своим характерам это были странные люди: увлекающиеся, как дети, никогда не унывающие, любознательные, уважающие и любящие других людей. Но, главное, что действовало на меня,— это их исследовательский ум.

Тульский политехнический институт я заканчивал по специальности "системы автоматического управления летательными аппаратами". Учился в институте весело, постоянно забегая вперед в изучении материала, и потому попадал неоднажды в анекдотические истории. Несколько раз институтские преподаватели просили меня не приходить на практические занятия, потому что я им просто мешал тем, что быстро в уме решал задачи, опережая их самих.

О некоторых подобных эпизодах в своей жизни написал рассказ "Ошибка", где, в частности описал сдачу мною зачёта по курсу "Теория поля", когда перед моим взором сам собой открывался толстенный справочник при каждом вопросе преподавателя именно на той странице, где находился ответ.

Диссертацию защитил по кибернетике и довольно поздно, хотя до того были все возможности. Перед этим, работая в закрытой организации, принимал участие в разработке космического аппарата. В дипломном проекте, который выполнял по реальным данным в той же организации, при расчёте системы ориентации космического управляемого аппарата, как-то незаметно, походя, решил задачу Эйлера, считавшуюся среди математиков до этого нерешаемой. Решение было опубликовано в журнале "Оборонная техника" в 1968 году. Заодно математически рассчитал и систему ориентации, расчет с высокой точностью совпал с данными эксперимента.

Правда, диссертацию по этому решению защитил другой человек, тот, кто до меня безуспешно пытался обработать данные экспериментов. Через два года случился эпизод в моей жизни, когда я снова внезапно предложил и математическое, и практическое решение, которое увеличило дальность управляемого полета автономного космического аппарата с двадцати километров до сорока. В этот период я работал в группе теоретиков над системой управления дальностью. На две недели я остался вдруг один на один с проблемой, потому что мои компаньоны уехали в дом отдыха после напряжённейших дней безрезультатной работы, в процессе которой нам никак не удавалось улучшить характеристики полета. Но снова этот успех никоим образом не отразился на моей жизни, на моём благополучии. Я был к тому времени уже женат, и мы с женой ждали появления на свет первой своей дочери. Жили же на частной квартире. Зарплату тоже не прибавили, потому что я был молодым специалистом и, следовательно, три года должен был существовать на минимуме. Так было принято.

Но тут, по истечении двух лет моей службы в теоретическом отделе в качестве простого инженера, в мой адрес поступило официальное приглашение на учёбу в аспирантуру от академика Б. Н. Петрова, который в то время, будучи заведующим кафедрой в Московском авиационным институте, занимал еще пост председателя международного космического комитета. Экзамены в аспирантуру я сдал успешно, однако учиться отказался. Так как дневное обучение меня не устраивало из-за скорого рождения дочери, а мест в заочную аспирантуру не было.

Через год, после успешных испытаний нашего космического аппарата, все работы по этой теме было прекращены, наша группа теоретиков была расформирована. Ровно через пятнадцать лет в США был успешно испытан точно такой же аппарат в космосе, какой мы разработали в то далекое время. Видеозапись этого события прямо из космоса была показана по нашему центральному телевидению.

Я уволился и перешёл работать инженером в альма-матер— в Тульский политехнический институт, теперь Государственный Университет, в котором не задержался. Жена получила на своей работе двухкомнатную квартиру, и я уехал учиться в дневную аспирантуру в Московский институт химического машиностроения на кафедру кибернетики. Отрыв от семьи выдержал полтора года, после чего перешёл на заочное отделение.

Затем— наука и практика управления потенциально опасными химическими процессами в нескольких организациях в Туле. Занимал должности до начальника отдела.

В 1981 году в Твери на международном симпозиуме по оптимальному управлению в природе первый раз выступил с докладом на тему "Самоуправление в природных структурах жизни". Мой доклад должен был быть напечатан в четвертом томе тезисов, однако местное управление КГБ наложило запрет на издание этого тома. Говорили, что доклады, предназначенные для него, будучи опубликованными, очень сильно могли подорвать оборону страны. Помню, что присутствовало на симпозиуме достаточно много народу по тем временам— около тысячи человек.

На меня самое сильное впечатление оказал Авенир Иванович Уёмов из Одесского университета, математик, философ, логик, владеющий более чем двадцатью иностранными языками. Мы с ним провели несколько бесед частного характера в присутствии моего бывшего учителя С.А. Молокова, который учился в свое время в аспирантуре по математической логике у А. Уёмова.

В 1984 году я как поборник активного образа жизни первый раз вышел из подполья— в местной тульской газете появилось первое взятое у меня интервью "Мы— за длительный бег" (см. опубликованные статьи). К этому времени я организовал некогда ставший знаменитым клуб любителей бега "Марафон". Однако, активность простого человека тогда ещё не была в моде. Интервью вызвало буквально взрыв среди врачей-физкультурников. Они, зная моё слабое физическое состояние, сделали вывод о том, что я веду своих подопечных в клубе любителей бега в могилу. И потому положили начало потоку доносов на меня.

Областная прокуратура с удовольствием приступила к сбору на меня компрометирующего материала. Благо, что в конце 1988 года я стал директором тульского отделения скандального концерна "АНТ", который был организован тогдашним КГБ. Но вовремя— более чем за полгода до кончины этого концерна— понял, что дни "АНТА" сочтены, и перевел свое отделение в свободное плавание— создал Инженерный Центр.

Потом я организовал Народную поликлинику, где врачи и экстрасенсы совместно вели приём больных за небольшую плату. И вдруг. За успехи в деле исцеления городской совет единогласно принимает на своём заседании решение о выделении в пользу моей организации на нужды альтернативного здравоохранения большой суммы денег из бюджета города. Мои врачи поднимают бунт, когда узнают, что я намерен на все эти деньги закупить приборы и лекарства. Им хотелось разделить их и присвоить. Об этом они прямо говорят мне на общем собрании "коллектива".

Я объяснил им, что мне легче закрыть всю фирму, чем присвоить эти деньги. Абсурд, но этими людьми выдумывается несуществующая ситуация и около пятнадцати врачей подписывают на меня несколько писем-доносов в разные инстанции. Комиссии горсовета рассматривали эту ситуацию, но ничего криминального не обнаружили. Более того, внезапно мне поступает предложение дать своё согласие на то, чтобы горсовет выделил Народной поликлинике еще большую сумму денег. Я категорически отказался.

Плавание вне государственных структур оказалось опасным, о чем я описал в своем романе-исследовании "Экстрасенс за колючей проволокой". Самая большая опасность исходила, как это ни странно, от друзей, которых я когда-то взял на работу. Некоторые из них, воодушевлённые бунтом врачей, решили, что освободиться от меня смогут достаточно просто, ошельмовав меня и перед коллективом центра, и перед правоохранительными органами. Я же как директор не обращая на это внимания, был занят наукой и добыванием хозяйственных договоров для финансирования организации.

Доверчивость ли это? Кому-то покажется, что да, но я придерживаюсь другого мнения. О нём немного пишу в четвертой части автобиографии, а полностью— в романе. Я жил другим, я жил исследованием жизни. Я был беспечным, наивным и добрым, потому что так воспитали. Вера в добро не умирает даже на смертном одре.

Но пока процесс моего очернения длился, я успел в 1991 году организовать Институт альтернативной медицины, который на много лет и стал моим прибежищем.

И вдруг 24 ноября 1992 года я оказался на нарах в одиночной камере. Механизм репрессий, запущенный клеветой, стал перемалывать и меня.

Сказать, что на меня арест свалился неожиданно, означало бы слукавить. Конечно, я ходил по лезвию ножа, когда вёл практически запрещенные эксперименты с экстрасенсами, а к дружеским советам— оставить это занятие— не прислушивался. Я отказался работать на людей из Генерального штаба и, даже наоборот, навредил им, нейтрализовав способности у их псикиллера, о чем пишу в первой части своего романа-исследования "Погоня за псикиллером". Я был "засвечен" как экстрасенс и экспериментатор и в КГБ, и в Министерстве обороны, и в МВД, ставил на ноги их работников и чинов из космической службы. В один прекрасный день руководство Внешней разведки за мои успехи в исцелении разведчиков решило передать мне целую клинику. Стали оформлять документы. Оставалось несколько дней до их подписания. Но. вечером я приехал из Москвы в Тулу, а утром следующего— нары, одиночная камера и требование следователя областной прокуратуры по особо важным делам Андрея Вячеславовича Ивлева признать свою вину в том, что я занимался бриллиантами, собирал дань (то есть деньги наличными) с сорока докторов и экстрасенсов, которые работали у меня в лабораториях в Туле, в Москве и в Ленинграде, то есть, якобы, присваивал причитающуюся им заработную плату просто так.

Доносы моих бывших друзей и врачей откровенно в моем уголовном деле не фигурировали. Но один толстый том уголовного дела был посвящен именно этим деньгам и моим взаимоотношениям с докторами и экстрасенсами. И вот ведь незадача— несколько человек из числа боровшихся со мной за время моего заключения умерли в расцвете сил. Видимо, всё же не выдержали моральной ноши и ответственности перед Богом за содеянное. А сам организатор клеветнической компании, мой заместитель Борис Сидоров явился к Ю. С. Алешину, в то время помощнику депутата Государственной Думы министра культуры Е. Ю. Сидорова, и, обливаясь горючими слезами, стал просить того, чтобы он с помощью Госдумы посодействовал моему освобождению, когда я уже находился в колонии (зоне) и отбывал свой установленный мне судом срок.

Каково же было потрясение этого чиновника от подобного явления! Я об этом узнал только через несколько лет после своего освобождения, совершенно случайно. И тоже очень удивился. Хотя, если подходить трезво, покаявшийся был мною в свое время не только пригрет, но и поднят до высот руководителя, в чем никто не мог ему помочь раньше.

А дальше видимая и невидимая части моей жизни соединились. Но прежде я приведу текст документа, в котором описана история явки с повинной моего бывшего друга.

Признание чиновника

"В 1994 году я работал помощником депутата Государственной Думы от Тульской области министра культуры РФ Е.Ю. Сидорова (по списку избирательного объединения "Выбор России"). В основном приходилось заниматься сферой культуры. С министром вели регулярный прием посетителей. Как правило, на приём шли по самым сложным и запутанным вопросам, которые не удавалось решить никаким другим способом.

В один из дней в приемную зашел мужчина средних лет и сразу же повёл разговор о защите чести и достоинства одного из своих знакомых. В ходе беседы выяснилось, что речь шла, по его мнению, о несправедливо осужденном человеке, который к тому времени уже два года находился в местах лишения свободы.

Пришлось объяснить, что по законам РФ депутаты не имеют права вмешиваться в сферу судебных решений. Незнакомец заволновался, начал горячо объяснять, что речь идет о директоре предприятия, где он раньше работал. Это относилось к началу девяностых годов. Осужденным был Мирошниченко Геннадий Георгиевич.

Надо сказать, что до этого в приемную уже обращались люди в связи с этим обстоятельством: представители христианских общественных организаций и родственники осужденного. Они просили посодействовать в смягчении меры наказания. Из материалов, которые доходили до меня, уже стало ясно, что произошла какая-то нелепость.

Все эти мысли я донёс до сознания посетителя и стал с горечью убеждать его в том, что он обратился не по адресу. Однако тот заспорил. Я стал внимательнее прислушиваться к словам посетителя, который говорил о полной невиновности Мирошниченко Г. Я спросил его, почему же он считает, что тот не виновен?

И тут последовало неожиданное, такое, какое, наверное, случается только в кино. Незнакомец, отчаявшись, признался, что он являлся в своё время заместителем директора, то есть заместителем Мирошниченко Г., и что он, сговорившись с другими сотрудниками предприятия, попытался убрать своего директора с его поста, чтобы завладеть самим весьма прибыльным предприятием. Они сфабриковали ложные улики и дали ложные свидетельские показания на следствии и на суде. На основании этих ложных свидетельств и сфабрикованных улик и был осуждён Мирошниченко по самой тяжелой статье как хозяйственник, то есть по статье 93 прим, по которой ему грозил длительный срок заключения— до 15 лет с конфискацией имущества— или расстрел. А надо сказать, что в то время он являлся единственным кормильцем в семье, где старшему сыну было 6 лет, а младшему 3 года. Младшей из его дочерей было тогда 17 лет.

Я изумленно спросил у незнакомца— почему он мне в этом признаётся? Тот откровенно сказал, что его в последние месяцы буквально замучили угрызенья совести по поводу содеянного, по ночам снятся кошмары и что он попросту спивается. Он не мог жить, пока по навету, в котором он играл роль организатора, находится в заключении Мирошниченко Г.

Такое признание посетителя произвело на меня сильное впечатление и резко изменило мое мнение. Твердо пообещав помочь, я взялся за дело Мирошниченко. Обдумывая этот визит, я совершил для себя открытие, понял, что в природе существует более высокий уровень сознания и души, который и заставил человека прийти и признаться в содеянном преступлении.

Вслед за этим последовали встречи и беседы с депутатом Сидоровым, который через некоторое время письменно обратился к председателю Верховного Суда РФ. Потом состоялся их телефонный разговор на ту же тему. Повлияло ли на досрочное освобождение Мирошниченко это участие, не знаю. Думаю, что какую-то свою лепту оно внесло в эту историю. Потому что наше участие было не единственным участием людей со стороны. В Москве были подключены к этому процессу общество по правам человека и общество защиты осужденных. В последствии руководитель Тульского отделения ХДС И.Е. Рябов сам лично обращался к Сидорову, чтобы ускорить обращение депутата в Тульский областной суд с просьбой о пересмотре дела. Он был знаком с судьей, вынесшим приговор по делу Мирошниченко. И как оказалось, судья тоже понимал, что приговор был неправедным, его тоже мучила совесть. Но к тому времени он занимал уже пост председателя областного суда, и корпоративный судейский и его личный интересы, боязнь лишиться своего места не давали ему возможности признать свою ошибку (случайно ли?).

Как могло произойти, что в разгар демократии в России, в 1992 году, во время шумихи о правах человека, была нарушена справедливость и был осуждён по особо тяжкой статье Геннадий Мирошниченко, личность явно незаурядная? К сожалению, в массовое сознание уже тогда с успехом внедрялся лозунг: всё продается, всё покупается. Как оказалось, продаются и покупаются и свидетели, и судьи.

Невооруженным глазом видно, что деятельность Г. Мирошниченко и тогда носила и носит сейчас очень важный для России характер, была очень эффективной и кое-кому очень мешала. И потому был дан соответствующий заказ соответствующим людям.

Г. Мирошниченко сейчас на свободе, но окончательно правда может восторжествовать, когда с него будет снята несправедливая судимость и будут названы те, кто совершил обман.

Ю.С. Алешин
Председатель исполкома конгресса Интеллигенции Тульской области, председатель Тульского отделения и член политбюро партии "Союз христианских демократов России" "
1 ноября 1999 года

Начало невидимой части биографии

Параллельно с видимой частью моей жизни протекала и та часть, которую я назвал невидимой.

Родился я очень болезненным ребенком, и потому всю жизнь считал, что в этом мне сильно повезло, так как только благодаря своему плохому здоровью я стал именно тем, кем являюсь сейчас. Никогда бы не случилось этого при отличном физическом состоянии,— наверное, я занялся бы бизнесом или наукой.

К девяти годам своей жизни мой организм настолько изменился в худшую сторону, что я перестал ходить. Сильнейшие боли не давали возможности проделывать хоть какие-то движения руками или ногами. Несколько месяцев я лежал почти в полной неподвижности. Мое состояние ухудшалось изо дня в день. В какой-то момент времени я отчётливо понял, что умираю.

Но мой характер оказался таким, что он не мог примириться с пассивностью. Немощь была не по мне. Может быть, я просто боялся её. И это было первой причиной моего пробуждения.

Вторая причина состояла в том, что я в какой-то момент моего вынужденного страдания вдруг совершенно отчетливо почувствовал присутствие вокруг меня и во мне какой-то непонятной и помогающей мне громадной силы, о которой я ничего не мог сказать. Я понял, что о ней не надо говорить ни с кем, ибо толком объяснить, что это такое, не мог. И прошло много лет, прежде чем я разрешил себе вынести на обсуждение с другими эти вопросы. К этому времени я уже многое знал и умел. Я мог показать что-то необычное, что-то продемонстрировать. Но, главное, я был жив, я становился с каждым днем все сильнее. И все это благодаря развитию контактов с этой непонятной силой.

Эта сила была противоположна силе, с которой наваливалась на меня моя немощь. А последняя была очень большой. Многие люди не могут поверить в то, что девятилетний ребенок вдруг осознал истины, до которых не все взрослые добираются за всю их жизнь. Но именно тогда я отчетливо понял, что большинство людей рождается с явной избыточностью организма, которая и позволяет им существовать долго, несмотря на их собственное вредительство по отношении к себе. Именно эта избыточность даёт возможность человеку чувствовать свободу выбора даже там, где крайние случаи его жизненных обстоятельств просто катастрофические.

Мой организм не обладал избыточностью ни в малейшей мере. Знание этого факта дало мне силы начать тренировки, чтобы избыточность развить искусственно. Так я стал жить искусственной жизнью, что продолжаю делать по сию пору.

Слияние видимого и невидимого

Именно благодаря испытанию в немощи я прошел путь самостоятельного преодоления давления смерти длиною во много лет. И сейчас я нахожусь под пристальным её вниманием, стоит мне лишь ослабить свои усилия, и она тут же набрасывается на меня. Но я чувствую и уважение её ко мне— ведь я выходил победителем так много раз.

С тех пор прошло уже более пятьдесяти лет. Много раз я умирал от разного рода болезней, и всякий раз находил в себе силы к сопротивлению. Очередной экзамен я успешно сдавал.

Постепенно мои вынужденные занятия собой превратились в настоящее исследование человеческого организма. Я стал понимать, что результаты этого исследования не должны принадлежать только мне одному. Мои высшие небесные помощники и ведущие всё настойчивее и настойчивее стали толкать меня на активные действия в отношении других людей. А потом и на написание книг.

Но слишком долго я шёл к своим книгам, которые были так нужны людям. Ведь я окружил себя теми, перед которыми чувствовал обязанным отвечать за их зарплату и потому тратил уйму времени на добывание хозяйственных договоров, которые кормили бы нас всех.

Мало кто из моих друзей и сослуживцев, живущих в Туле, представляли мою другую жизнь, в которой я часто бывал физически немощным. Но в то же самое время они же бывали не один раз свидетелями моих пробежек: 30 километров за два часа, пятьдесят— за 4 часа 10 минут, сто километров в мороз 32 градуса в течение двух дней— за восемь часов в сумме. Тогда мне было 45 лет.

Они не видели той части моей жизни, в которой я общался в разных городах с учёными и практиками, с целителями, врачами, военными, которых, как и меня, интересовало исследование жизни и человека.

Я занимался финансированием своей организации, вёл научные наблюдения, принимал участие в мероприятиях, организованных нетрадиционными исследователями и целителями. Постоянные командировки, поездки, жизнь на колесах. За восемь лет до моего ареста я написал стихотворение, в котором предсказал себе через восемь лет смерть или перерождение. Написано это стихотворение 7 декабря, арестовали меня 24 ноября, почти ровно через восемь лет. И началась моя новая жизнь.

Физически я мог умереть несколько раз, находясь в тюрьме и в колонии. На моем месте любой другой умер бы. Я же понял: Высшие силы подвели меня к открытию моей задачи в жизни, и я буду жить до тех пор, пока стану соответствовать их требованиям. Я умер по-другому и воскрес иначе. В подробностях— в своем романе.

Со дня моего ареста у меня началась жизнь, видимое и невидимое людям соединилось. Я совсем вышел из подполья, дезавуировался, как говорят разведчики.

Новая жизнь

Моя новая жизнь с самого начала, то есть с одиночной камеры, была подчинена твёрдому распорядку дня: обязательная физкультура, писательство, исследования и практическая помощь особо тяжёлым больным. Жизнь заключённого вся на виду. Поэтому я жил, откровенно не таясь. Около двух десятков тяжелейших случаев: онкология, шизофрения, инфаркт миокарда и другие заболевания.

Моя раздвоенность закончилась, я обрел целостность и уже не сомневался в том, надо ли мне писать книги. А то ведь дошло до крайностей, когда я длительное время не понимал, что обязан запечатлеть уникальный опыт для других поколений. Наше поколение, скорее всего, не оценит многие мои открытия по связям в Природе, идущих из парапсихологии. О некоторых из них я пишу в книге "Наука о Душе и Жизни. Критериальное поведение". Остальные— в других моих книгах.

Лишь новая моя жизнь позволила мне сформулировать понятие общечеловеческой духовности. Она же дала мне возможность осознать, что же конкретно необходимо делать человеку с тяжелейшими заболеваниями, чтобы оставаться человеком духовным.

Сегодня многое изменилось. Московские учёные— Алексеев А.А. с соавторами на основе моих идей и моих исследований, опубликованных во многих моих книгах, разрабатывает новую теорию медицины и биологии— соединительнотканную, о чём прямо указывают в своих книгах. К их книге "Альтернативная и мезодермальная медицина" я написал им предисловие. Книга уже опубликована. В университете им. Н. Баумана на факультете менеджмента начали читать курс по моим книгам студентам. В Казани в университете философы собираются провести конференцию "Человек Будущего" по предложенным мною гипотезам и теориям . Мною опубликован "Проект "Человек Будущего"", в котором я подвожу итог первому этапу своих исследований. Проект издан в виде книги.

МИРОШНИЧЕНКО

Геннадий Георгиевич (Геннадий Мир)

Писатель, поэт, психолог, философ, кибернетик. Автор 20-ти книг по высшей критериологии, Духовной Этике, духовной психологии, альтернативной медицине, социологии, кандидат технических наук.

http://www.genmir.ru - Портал Духовных Концепций.

http://lymir.narod.ru – Феномен Жизни и Сознания. Библиотека Геннадия Мира (каталоги книг и сайтов, полные тексты книг).

http://manifestmir.narod.ru - Манифест: Россия на распятии и другие сайты.

300031, Тула-31, а/я 2083, Тел/факс (0872) 44-33-67, E-mail: genmir@tula.net