ЛЕНИН - И Я
Когда я писал эти строки (февраль 2006 г.), моей внучке-ученице 6-го класса
110-ой школы (что у Никитских ворот) на дом дали задание, состоящее из 2-х вопросов.
И вот что она ответила:
Вопрос 1-ый: Каково значение правителя для страны?
Ответ: Смотря какого правителя и для какой страны. Если для нашей, то мы жили и продолжаем жить по принципу: «Вот приедет барин, барин нас рассудит, а заодно и накормит остатками с барского стола».
Это положение начало серьезно меняться с приходом к власти В.В.Путина. Если ему хватит исторического и физического времени, когда я окончу школу, мы вплотную приблизимся к реализации цивилизованного принципа: народ – работодатель, правитель страны – наемный, просвещенный и ответственный чиновник, который выполняет наши разумные требования. И если он это делает хорошо, то остается в памяти своего народа национальным героем и святыней (Де Голль во Франции или Ф.Д.Рузвельт в США). Во всех остальных случаях это несчастье для народа и народ таких правителей проклинает.
Конечно, внучка не знала об открытом письме Константина Гамсахурдия, да вряд ли об этом знает кто из записных советских историков, Ульянову-Ленину, в котором была такая эскапада: «- Если гении – это метеоры, которым суждено сгорая, осветить свой век, то пусть до сознания всех дойдет напутствие демонов века. Пусть прочтут строки, написанные Наполеоном во время мученичества на Святой Елене: - Будущие поколения осудят нас». (Цитата по «Ожог родного очага». – М.,Прогресс,1990г.-стр.225. Книга, как и многие подобные мало кем читана. Да и я наткнулся на нее в своей домашней библиотеке, работая над этим опусом). Но сам факт по сути цитирования нечитанного, на мой взгляд, свидетельствует о том, что истина – величина постоянная и даже не будучи реченной, она постоянно присутствует в этом мире.
Вопрос 2-ой: Существует ли связь между нравственными представлениями правителей и их законами?
Ответ: Не у всякого правителя есть нравственность в присущих этому понятию качестве и объеме. В идеале – да, но на практике – нет, или очень редко. Трагедия честных правителей заключалась и заключается в том, чтобы согласовать несовершенные законы своей страны с несовершенством своей нравственности. Те, кому это удавалось сделать, вошли в историю как Матушка Царица (например, Екатерина Великая) или Отцы Нации (как А.Линкольн и Дж.Вашингтон).
Включил я эти ученические (по форме, но не по содержанию) ответы лишь только потому, что имени Ленина здесь места не нашлось, но по содержанию он находится где-то здесь внутри. То, что мы до сих пор живем в обществе, порожденном его злым гением, у меня не вызывает сомнения. И если верить выдающемуся социофилософу Александру Зиновьеву, при СССР диссиденту и изгою, а теперь ведущему философу России, мы от этого наследия уже никогда не избавимся. А вот избавиться от людей – фанатичных носителей этого наследия, по большей части не знающих и не понимающих его, да и не дающих себе труда это наследие осмыслить, нам удастся, если верить источникам, лет через 25: ведь недаром Моисей водил свой народ, бывших египетских рабов, по пустыне 40 лет – пока не умер последний иудей, помнящий это рабство.
Но оставим философию философам. Я же не могу умолчать о том, какое место лично в моей жизни занял Ленин. Промолчать об этом – одинаково, что соврать.
В Мавзолее я был всего один раз – перед войной. Когда мы ехали в отпуск с Дальнего Востока, где много лет прослужил отец, в Ленинград, откуда родом была моя мама.
Тогда для осмысливания этого события я был мал и несмышлен, но все года позже, находясь уже в Москве, у меня не возникало желания посетить Мавзолей, ровно как и поглазеть на развод поста №1.
Сейчас кипят дискуссии: хоронить ли тело Ильича в землю, или нет, если хоронить, то где и как. Допустим, похороним – а что делать с могилами убитых в 1918 году и у стен Кремля похороненных красногвардейцев, более половины, кстати, безымянных. И ком таких «что делать» накручивается без конца и края. Ну, а что, если среди захороненных окажется юнкер, или не дай Бог – офицер. Он чей и где ему далее быть? А как быть с Маршалами и Министрами?
В России испокон существовал обычай хоронить своих духовных пастырей в ограде Храмов. Кое-где подобные захоронения не только сохранились, но и практика эта продолжается. Если Кремль рассматривать в качестве такового, а вместе с окружающими его многочисленными храмами, это так и есть, то и оставаться покойным там, где изначально преданы земле. Это наша История, скоро она станет далекой Историей.
И как бы ее не переписывали в угоду отдельным лицам и группам лиц – она едина во веки веков. И со временем все встанет на свои места.
Однако продолжу о себе.
Я не был членом пионерской организации им.В.И.Ленина. Так сложилось – ушел в суворовское училище, когда подошло время идти в пионерию. Но в 1947 году вступил во Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи и до 1960 года в нем работал. Причем – активно.
В середине 50-х годов, когда я работал секретарем бюро ВЛКСМ матросовского полка, мне поручили вести политзанятия с оркестром полка – а это в основном много пожившие сверхсрочники в два и более раза старше меня.
Тогда в системе политзанятий изучали биографию В.И.Ленина (ее новое издание, а может первое, только что вышло). Что я знал о Ленине за пределами печатной биографии?
- Да ничего.
Хотя однажды, незадолго до выпуска из суворовского училища, мне довелось в один из дней памяти Ленина (то ли рождения, то ли смерти) слушать в клубе доклад о нем. Доклад сделал, и сделал блестяще, преподаватель логики капитан Генин. Я, во всяком случае, заслушался. Но то было давно и осталось в памяти лишь как интересное событие.
Теперь же я – руководитель занятий. И мне не только читать то, что я сам вычитал недавно в книгах, но и отвечать на вопросы взрослых дяденек, которые прошли войну, сами, думаю, немало читали, а еще больше – думали и говорили меж собой. У них были ко мне вопросы, на которые у меня, разумеется, не было ответов. Спасало лишь то, что оркестранты хорошо ко мне относились (и я к ним – тоже, тем более, что это был костяк художественной самодеятельности полка, которая у нас была хороша). Вот только до сих пор в толк не возьму, почему эти занятия не проводил военный дирижер капитан Делибалт? То ли от того, что он занимался в группе марксистко-ленинской подготовки у пропагандиста части майора Первушина, то ли потому, что замполит полка Алексей Федорович Странников, относившийся ко мне по-отечески, смолоду школил меня. Разумеется, в моих же интересах.
Приглашали мы в клуб на встречу с солдатами старого большевика-ленинца Шиффер, на которого мне дали наводку в Центральном райкоме ЛКСМ Эстонии, членом которого я был 2 года. Это был уже старенький, но боевой дяденька и ему, разумеется, были приятны наши приглашения, которые выливались в его чествования. Его выступления носили мало информативный характер. Но – мероприятие из первостатейных. Однажды, когда я заехал за ним на очередное выступление, то застал его в компании таких же старушек с бутылочкой на столе. Но его выступление все же состоялось. Так я впервые осознал, что старая гвардия – такие же живые люди, как и все остальные.
Но случались дела и покруче.
Однажды, к нам в Таллин приехала знаменитая ленинградская поэтесса Вера Инбер. Ее поселили в центре города, в гостинице «Европа». Мы договорились о встрече с ней у нас в полку. В назначенное время за ней поехал секретарь первичной комсомольской организации батальона и мой хороший товарищ Виктор Тынтарев. Но она оказалась пьяной до невменяемости. И такое ее состояние длилось несколько дней. Мы сумели ее понять и не ставить это в вину прославленной ленинградке-блокаднице, чьи стихи поддерживали угасающие силы жителей города Ленинграда.
Много позже, когда я служил помощником начальника политотдела дивизии по комсомольской работе в г.Кингисепп (Эстония, о-в Саарема) в моду вошли (иначе и не назовешь, т.к. наше комсомольское руководство из себя вылезало в изобретении способов эксплуатации имени Ленина), ленинские чтения и ленинские уроки.
Они почти сразу выродились в формальность: во-первых – было неясно, что это такое;
Во-вторых – наши кадры не знали Ленина (ни биографии, ни его работ). И наконец, и это самое главное, - все боялись самостоятельной мысли, иллюстрации ленинских идей. Да и было ли чем их иллюстрировать?!
В этой ситуации я поступил просто: из дислоцированного в городе мотострелкового полка выбрал один батальон (потому что знал его и его людей лучше, чем других) и вечером каждую среду проводил там ленинские уроки. Готовиться приходилось много и серьезно. Главная трудность – связь с реальной жизнью. А ее приходилось притягивать буквально за уши. В любом случае у меня получалось не совсем плохо. Это дошло до начальника политотдела полковника Бутаева К.Е. И я был публично похвален и даже поставлен в пример.
Много позже, будучи начальником кафедры в академии, я получил два предметных урока по Ленину.
Урок первый. Осенью 1990 года а порядке партийной дисциплины и изучения живого опыта партийной работы я пошел на отчетно-выборное партийное собрание на факультет ВМФ. Там и в докладе и в выступлениях капали некоего капитана 3 ранга, который посещал не все лекции по мировоззренческим наукам и кое-где имел тройки. Взял слово критикуемый и вот что я услышал: «- Я посещаю лекции, говорил он, от которых ожидаю новой и интересной информации (это мне знакомо, сам так делал, будучи слушателем).
Это время у меня не пропадает даром, я роюсь в библиотеках (и это мне знакомо, мой стиль самообразования)». И вот тут выступающего понесло: «- А знаете ли вы, что наши преподаватели переписывают тонкие брошюрки и даже толстые книги друг у друга несколько совершенствуя их. Вы сличите ссылки на источники (что я потом и сделал, и убедился в правоте слушателя). И знаете ли вы, что произведения Ленина никто из них не берет, не говоря о других классиках, например, Плеханове. А их произведения у них вряд ли есть дома (точно, я в этом имел возможность убедиться)». На этом его прервали…
Урок второй. Пришел я как-то к заместителю начальника академии с некоторыми, так сказать, «научными идеями». Они были отвергнуты, т.к. по мнению этого генерала противоречили «ленинским принципам научного руководства». Но, боже ж ты мой, кто и где доказал, что эти «ленинские принципы» строго научны, и что они, наконец, исчерпывающие? На мой взгляд, они были когда-то, кем-то сформулированы, декретированы и задогматизированы чиновниками от «ленинизма».
Успокоил мою душу преподаватель кафедры Зайнашев. Работая над диссертацией, он у разных авторов нашел до 50-ти этих самых принципов. С этим пришел ко мне: как быть? Я все же, реагируя на посещенное мною отчетно-выборное партийное собрание, пошел в библиотеку на преподавательский абонемент и попросил зав.абонементом Лидию Ивановну, которую со времен поступления в академию знал как просто Лиду, сделать выборку: кто из ведущих преподавателей за последний год брал Ленина, Плеханова и других классиков марксизма? – Владимир Михайлович, что тут смотреть, - был ее ответ, - я вам и так скажу: никто. А Плеханов за много лет вообще пылью покрылся.
После этого я положил перед собой учебные пособия (в основном, тонкие брошюры), писанные интересующими меня маститыми авторами в разные годы, и уяснил: цитаты-то из Ленина у них одни и те же. Причем, урезанные так, что от этого нередко менялся истинный смысл. Я, примерно знал, у кого из этих авторов могли быть дома сочинения В.И.Ленина. Таким образом, кое-что для меня прояснилось.
После этого я напечатал несколько статей за пределами академии: 1) В журнале «Агитатор армии и флота», (1990 г., №1) под названием «Возвращаясь к Ленину» - тем более, что к этому настойчиво призывал автор «перестройки» М.С.Горбачев.
2) Несколько ранее эти же проблемы частично мною рассматривались в «Военной мысли» №6 за 1989 год. Если в ней я выступил против цитатничества, «из которого произрастает догматизм в теории и формализм на практике», то во в торой статье, ставя не новый для России, а потому более риторический вопрос – от какого наследия мы отказываемся (это расковыченное название одной из статей Ленина) – я дал ответ: «от превращения наших предтечей и учителей в идолов для бездумного поклонения». Это уже был по сути уход от ортодоксального ленинизма.
Мой читатель наверняка уже заметил, что несмотря на видную должность в академии, тамошний РИО (редакционно-издательский отдел) меня практически не печатал.
Почти единственной и последней публикацией в академии была брошюра с неубиваемым, а потому проходным названием «Назад к Ленину». Думаю, руководство долго ломало головы – что с этим делать. Дело в том, что я брал не обрезанные, но мною выбранные, высказывания Ленина и комментировал их фактами сегодняшней (тогдашней) жизни. По сути это был антиленин. Так состоялось мое прощание с ним.